6 декабря 2001
– Сергей Михайлович, я не знаю ни одного политика, у которого было бы четыре высших образования. Желание все время учиться было у вас с детства или это жизнь заставила менять специальности?
– Жизнь заставила. С профессией я определился уже в 1-м классе – знал, что буду геологом. Медленно, но верно шел к цели. После школы поступил в техникум на геофизика – хотел побыстрее начать ездить в экспедиции, заниматься поиском полезных ископаемых. Однако понял, что все равно после техникума придется служить. Решил пройти эту процедуру побыстрее и добровольно ушел в армию. Служил в воздушно-десантных войсках. До сих пор горжусь, что в военном билете у меня записано: “гвардии старший сержант запаса ВДВ”. После армии поступил в горный институт, два курса отучился на дневном, но потом, чтобы уже начать ездить в экспедиции, перевелся на вечерний, работал на кафедре геохимии и радиоактивных поисков.
– Геология у вас – наследственное?
– Нет, никто из родителей или родственников никакого отношения к геологии не имел. Дело в том, что я родился в пригороде Петербурга – в городе Пушкине, жил на окраине. Из окон нашего трехэтажного старинного дома было видно поле, за полем – река Поповка, а там сланцевые обрывы… И в этих обрывах можно было найти окаменелости ракушек, рыб, трилобитов (первобытных моллюсков). Мне понравилось искать что-то в этих камнях… Наша комната в коммуналке всегда была завалена булыжниками, которые мы таскали с обрыва. Мама ругалась, пыталась все выбросить… Но я протестовал. Когда я еще учился в горном институте, на вечернем, пошел работать в НПО “Геофизика”, в ВИРГ (Всесоюзный институт развития геофизики). Попал в сектор, где занимались поисками уранового сырья. 17 лет проработал в геологии в поисках уранового сырья, в системе Министерства среднего машиностроения.
– Оборонка…
– Да, всегда закрытая тематика… Работал в аэропартиях, сам не летал, проверял аномалии на земле. Геофизик в наземном отряде. Был во многих экспедициях, но больше всего отработал в Монголии – 5 лет безвыездно просидел: с 1986 по 1991 год. Как раз перестройка была…
– Перестройку вы, как и Путин, не застали…
– Я ее не видел – я ее читал. В Монголии продавались все дефицитные книги, которых в СССР не было, плюс я выписывал (там все было ужасно дешево) все журналы, которые выходили, и до десятка газет.
– Вернулись в 1991-м в другую страну?
– Возвращаясь из Монголии в Ленинград, я уже знал, что вынужден буду уйти из любимой геологии, она просто развалилась. Денег нет и нет финансирования на полевые работы. А я – полевик…
– После Монголии сразу нашли денежную работу?
– Я искал – работал в разных фирмах, которые тогда во множестве возникали. Торговля, посредничество… Все это ужасно не нравилось, но нужно было где-то деньги зарабатывать… Тогда только нарождался рынок ценных бумаг, мне эта специализация понравилась. Уйдя из очередной фирмы, четыре месяца готовился к экзамену на аттестат, дающий право работать на рынке ценных бумаг. Пока готовился, вышло постановление правительства, по которому ни одна инвестиционная компания не имела права работать, если в штате нет специалиста по ценным бумагам. С первого раза сдал на отлично экзамен, получил аттестат № 215. То есть я был 215-м специалистом на рынке ценных бумаг в Петербурге. Дал объявление в газете: “мужчина, 40 лет, с двумя высшими образованиями (техническое, экономическое), с опытом работы в коммерческих структурах, имею аттестат первой категории на право работы на рынке ценных бумаг. Ищу работу”. Был просто шквал звонков. До сих пор удивляюсь, как я не пошел работать в чековые фонды. А ведь все знаменитые петербургские фонды: “Державный”, “Гермес”, все, которые потом благополучно лопнули, предлагали работу. Вместо этого я пошел в новую фирму, которая собиралась заниматься строительством.
– Это были ваши старые знакомые?
– Нет, они увидели объявление в газете. У них было все хорошо поставлено, я первый раз в жизни узнал, что такое тестирование психолога. Рисовал какую-то ерунду, отвечал на глупые вопросы: какой у меня любимый цвет… Западная технология. Мне так и не показали результат тестирования, но со мной захотели поговорить. Один из учредителей слабо в экономике понимал, но все пытался меня на чем-нибудь поймать, и тогда второй, выпускник экономического факультета, говорит: все это ерунда, вы скажите, что такое “блокирующий пакет”. Я все сказал. Так и стал работать в этой фирме исполнительным директором, это была строительная корпорация “Возрождение Санкт-Петербурга”.
– Чем занималась корпорация?
– Реставрацией и реконструкцией старого жилого фонда, возрождением красоты Петербурга…
– И в политику не собирались?
– В 93-м году разогнали Ленсовет, и на 94-й были назначены выборы в Законодательное собрание Петербурга. И один из владельцев фирмы – он мой товарищ, младше меня, но мы с ним дружны – тяготел к молодежному крылу “Демократического выбора России”. И он мне говорит: Сергей Михайлович, выборы будут, мне предлагают идти, но надо еще подумать, какую кандидатуру предложить в заксобрание. И я ему говорю: лучшей кандидатуры, чем я, нет. Он очень удивился, и тогда я ему рассказываю, что 9 лет был лектором-международником общества “Знание”.
– Значит, вы и в КПСС состояли?
– Я был активным комсомольцем, замсекретаря комсомольской организации института по идеологии. Стоял в очереди в КПСС, но тогда был “процент” на прием в партию представителей инженерно-технических работников (ИТР) и рабочего класса. И наш секретарь парткома мне говорил: сагитируй четырех рабочих, тогда и ты вступишь. Агитировать я не мог, но в очереди стоял. Очередь, правда, до меня не дошла. Потом началась перестройка, и тема сама ушла. Поэтому получилось так, что я никогда не состоял в КПСС, не по идеологическим соображениям, а просто не успел. А лектором-международником был – мне очень нравилась международная политика, я с детства любил читать газеты, в основном рубрику “За рубежом”… Но на закрытых лекциях инструктора из ЦК КПСС в здании политпросвещения в Ленинграде я иногда нервно ерзал в кресле, когда он со сцены говорил: ну, вам как коммунистам я как коммунист скажу… И я начинал ерзать. Мне просто нравилось быть лектором, меня посылали туда, куда нормальный лектор не любил ходить, – в общежития, в молодежные аудитории. У меня, кстати, была тема, посвященная зарубежным радиостанциям. А раз я на эту тему выступал, то должен был и слушать “голоса” внимательно, знать пропаганду. Общий язык с молодежью я находил…
– И деньги за это платили.
– А как же. Каждая четвертая лекция была бесплатной, шла в Фонд мира, а остальные оплачивались по 7-10 рублей за лекцию. В те времена для семейного бюджета это было очень хорошо.
– А сколько вы получали на основной работе?
– Как старший инженер-геофизик я получал 125 рублей – у нас же еще надбавки за вредность, радиоактивность.
– До выборов не были знакомы ни с Собчаком, ни с Путиным…
– Нет, конечно.
– Округ сами себе выбрали?
– Всегда, когда идут выборы, начинают делить округа: где удобней, где неудобней, и я сразу поставил условие, что считаю принципиальным баллотироваться в том округе, где живу – на Гражданке, это спальный район. Выборы в марте 1994 года в моем округе не состоялись из-за низкой явки избирателей, но я занял первое место, а с небольшим отрывом за мной шел представитель коммунистов. Осенью во втором туре я победил (опять того же коммуниста) и пришел в Законодательное собрание.
– В деньгах сильно потеряли?
– Очень быстро сравнялась зарплата в заксобрании с тем, что у меня было в бизнесе, буквально через два года. Потому что были приняты закон о госслужбе и разные петербургские законы… Кстати, депутат Законодательного собрания Петербурга получает сейчас значительно больше, чем сенатор. Моя зарплата как заместителя председателя ЗАКСа была раза в три больше, чем сейчас.
– 30 тысяч?
– Где-то так. А в Совете федерации я последний раз на руки получал 9600. Смешно, когда через чиновника (или депутата) проходит решение на миллиарды долларов, а он получает зарплату в сотни… Зачем искушать людей?
– Многие ваши коллеги по сенату жалуются на материальную сторону работы в Совфеде…
– Обеспечение членов Совета федерации никуда не годится. Я даже не буду говорить о гостинице, о том, что надо семью содержать. Я пять месяцев член Совета федерации, у меня нет электронной почты, в кабинете один номер городского телефона. В комнате в 13 квадратных метров сидим мы с помощником. А транспорт? Вроде до Думы пешком быстрей дойти, а если куда-то едешь в министерство или в Счетную палату? Ты с бумагами, а там дождь.
– И все-таки, когда вы успели еще два образования получить?
– Уже будучи депутатом, в 1995-м, я поступил в Академию госслужбы, а в 1996-м – на юрфак университета. Учился параллельно – на юрфаке три года, а в академии два. Причем на юрфаке я учился 4 дня в неделю, в академии 3, а совпадал только 1 вечер в неделе. Получил в академии красный диплом по “государственному и муниципальному управлению” и искренне горжусь красным дипломом петербургского юрфака, одного из лучших в стране. На третьем курсе, сдавая международное право, профессор Малинин поставил мне 5 баллов и поинтересовался, где я работаю, что настолько хорошо знаю международное право. Я учился без дураков, не пропустил ни одной лекции, ни одного семинара.
– А как вы совмещали учебу с семейной жизнью?
– Учиться я люблю. Я получил 4 высших образования, и, возвращаясь к вашему изначальному вопросу, действительно жизнь заставила. Экономическое – просто потому что надо было зарабатывать деньги и кормить семью, а два последних образования – это уже от профессиональной депутатской деятельности.
– А что была за история, когда вас обвиняли в превышении служебных полномочий?
– Это был политический заказ. Тогда, в 1999 году, шла борьба за пост спикера. Претендовало много людей. И тогда в рамках дела бывшего спикера Кравцова… Кравцов выдавал кредиты газете “Смена”, учредителем которой было заксобрание. Выделение кредитов все равно утверждалось коллегами, но один из кредитов был выдан до того, как была утверждена смета. И под ним стояла моя подпись. Все обвинения против меня были построены на том, что якобы Кравцов уехал в командировку, своим распоряжением оставил меня первым лицом, а я самостоятельно принял решение выдать кредит. Как только меня вызвали в прокуратуру, я пришел в заксобрание, взял ксерокопию командировочного удостоверения, где было видно, что 10 апреля Кравцов вернулся из командировки и дал мне устное поручение подписать один документ. Что я и выполнил, но в этот день я не исполнял обязанности председателя. Помню, что, когда я все это показал следователю, он развел руками и показал на потолок: ничего не могу сделать. Тогда я официально обратился с письмом к генпрокурору, приложил все документы, сам отвез в Москву. Генпрокурор затребовал дело, и через неделю уже в Питере вышло постановление о “прекращении из-за отсутствия состава преступления”.
– С Путиным вы познакомились в 1995-м, когда стали первым вице-спикером ЗакСа?
– В конце 1994 года мы уже с ним были знакомы. А плотно работать стали с января 1995 года, когда я стал первым замом спикера. По линии Смольного контакты с заксобранием осуществлял Путин, он был первым замом мэра, и мы довольно часто встречались. Мне на всю жизнь запомнился стиль работы Путина с законодательным органом власти. Стиль просто замечательный, надо его рекомендовать всем на все времена. Приходил Путин в заксобрание, собирал совет фракции и говорил: уважаемые коллеги, есть вот такая идея такого законодательного акта. Идея в том-то. А ему говорили – эту идею отложите подальше и с ней больше не выходите, поскольку она никогда не пройдет. Путин уходил, и в таком именно виде никогда законопроект уже к нам не шел. Но через некоторое время Путин опять приходил… И кончалось тем, что когда законопроект вносился от имени Собчака, то практически он уже был согласован и проходил у нас в одно касание. Здесь я могу перебросить мостик на взаимоотношения Совета федерации и Госдумы. Давайте мы еще до принятия законов в первом чтении согласуем принципиальные позиции. Закон все равно будет принимать Госдума, но если сразу учесть замечания Совета федерации, то не нужно будет работать впустую, когда Дума принимает, а сенат потом накладывает вето.
– Вас считали человеком, который последовательно, безоговорочно поддерживает Собчака…
– Я не могу сказать, что мне безусловно нравилось все, что делал Собчак. Особенно в последние годы. Более того, к сожалению, я видел какие-то ошибки, даже стратегические. Что касается взаимоотношений с Собчаком… С Собчаком всегда можно было поспорить. И с Путиным то же самое. Конечно, бывало, что и Собчак не воспринимал аргументы. Но когда в переговорном процессе участвовал Путин, находились нужные аргументы. Когда шла кампания 1996 года, я поддерживал Собчака. Я прекрасно помню этот момент, наступивший вечер дня выборов, когда как ветром всех сдуло из приемной Собчака. В 22.00 урны закрыли, но все уже все знали. Я зашел в кабинет к проигравшему Собчаку, я помню его усталое, но спокойное лицо, даже помню его фразу: “Завтра в Москву. Завтра битва по земле, надо отстаивать”. Он оставался в Совете федерации, у него были сильные бойцовские качества. Для меня в тот памятный 96-й год поведение двух людей стало эталоном. С одной стороны, эталон бойца – это был Собчак. Да, он проиграл. Была видна его горечь разочарования в людях. Но в поражении он был достойный. Вторая линия – это поведение Путина. Команда Собчака в свое время дала обещание мэру, что в случае его поражения они сложат свои полномочия. Как вы знаете, часть членов правительства Питера так не поступила… Некоторым, правда, было рекомендовано остаться – тому же Мише Маневичу, то же самое Дмитрию Козаку было сказано. Другие были вольны принимать решения сами. Поступок Путина для меня и тогда был и сейчас является примером этического поведения в политике.
– Из-за верности Собчаку и возник ваш конфликт с Яковлевым?
– Я бы не говорил, что это конфликт. Если говорить о личных отношениях с губернатором, то я могу сказать, что это некая цепь постоянных недоразумений из-за информации, которую мы получали не друг от друга, а от кого-то.
– В Питере писали, что вас избрали в сенат по звонку Путина…
– Этого не было. Это была непонятно кем запущенная пиаровская акция. Я уже семь лет заместитель спикера. Ну, еще будет третий срок – я нисколько не сомневался, что выиграл бы выборы.
– То есть вы не поддерживали постоянные отношения с Путиным после того, как он в 1996 году уехал из Питера?
– Встречались буквально два-три раза за все это время, что он стал работать в Москве. А когда он стал президентом, то практически ни разу. Единственное, когда Путин уже стал президентом, то он со своими доверенными лицами встречался, а я был заместителем начальника его предвыборного штаба в Питере. И очень тепло встретились, когда был прием после инаугурации и он подошел к “питерскому” столу и отдельно поблагодарил питерскую команду за наш вклад в общую победу.
– А когда возникла идея создания вашего движения “Воля Петербурга”?
– Тогда же, во время избирательной кампании. Сложилась очень хорошая команда профессионалов и просто людей, с которыми мне приятно было общаться, потому что идеологически и политически мы с ними совпадаем. К тому же и видение развития города у нас общее.
– Вы считаете себя членом “питерской команды”?
– Я бы хотел, чтобы питерская команда считала меня своим членом. Если она существует.
– У вас уже был разговор с президентом?
– Был телефонный звонок во вторник. У него была встреча со Строевым, и президент сказал, что он считает выбор Егора Семеновича вполне приемлемым и рассчитывает на то, что в работе Совета федерации у меня все получится.
Петр АКОПОВ
Источник: ("Известия" (Москва).-06.12.2001.-№226.-c.1, 4)
