4 апреля 2013
Какие предложения по совершенствованию российского образования есть у партии “Справедливая Россия”, как разделение Министерства образования и науки на два ведомства поможет решить существующие проблемы и почему необходимо вернуть патронатные семьи, рассказал лидер партии “Справедливая Россия” Сергей Миронов
Гость программы – Сергей Михайлович Миронов, лидер партии “Справедливая Россия”, руководитель фракции партии в Государственной думе Российской Федерации.
Ведущий – Максим Григорьев, член Общественной палаты РФ, директор Фонда исследования проблем демократии.
Совместный спецпроект радиостанции “Голос России” и Фонда исследования проблем демократии
Григорьев : Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. В гостях у нас Сергей Михайлович Миронов – лидер партии “Справедливая Россия”, руководитель фракции партии в Государственной думе. Здравствуйте.
Миронов: Здравствуйте.
Григорьев : Сергей Михайлович, недавно в Общественной палате мы рассматривали вопрос школьной программы. Конечно, нас возмутило, что большинство, или значительное число литературных классиков были оттуда вычеркнуты, а добавлены такие произведения, как “Generation “П” Виктора Пелевина, где достаточно активно рассматривается тема употребления наркотиков, и “Казус Кукоцкого” Людмилы Улицкой, где половину романа говорят об абортах.Это не отменяет ценности этих произведений, но явно не подходит для школьной программы.
Когда мы готовили это заявление, я обнаружил, что вы уже выступали как раз с такой инициативой и рассматривали это даже несколько более широко. Расскажите в двух словах, какой вопрос вы поднимали?
Миронов: Речь идет о тех рекомендациях, которые якобы одобрены Российской академией образования и Министерством образования и науки, рекомендациях по преподаванию литературы и русского языка в 10-11-х классах. Начнем с того, что реальное количество часов по литературе резко снижено. При этом мы знаем, что в обязательном порядке школьники должны сдавать ЕГЭ – Единый государственный экзамен по русскому языку.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не догадаться, что учителя и эти сокращенные часы литературы еще больше будут сокращать в пользу русского языка, натаскивая школьников на сдачу пресловутого ЕГЭ. Про ЕГЭ, я думаю, мы еще поговорим. Вы знаете, что я принципиальный противник этой придумки, которая очень вредит настоящему и будущему всей нашей страны, а не только образованию.
Возвращаюсь к программе по литературе и русскому языку. Наши школьники никогда не узнают многих классических произведений Гоголя, Пушкина, Лермонтова, а вместо этого будут читать сомнительные вещи. Причем даже упомянутые вами писатели – это не самое страшное, что есть в предлагаемой программе. Там есть некий писатель, который очень рекомендован. Я, честно говоря, впервые услышал о нем. Это известный переводчик, который, оказывается, еще и что-то писал.
Произведения, которые были рекомендованы, я не поленился и прочитал. Я не буду пересказывать, чтобы не шокировать радиослушателей, но могу сказать, что такие вещи и взрослые люди читают и краснеют, я уж не говорю про школьников. Почему нужно рекомендовать такие произведения как обязательные для школьной программы – мне абсолютно не понятно.
Григорьев : То есть там есть нечто, явно не подходящее для школьников?
Миронов: Да, абсолютно не подходящие для школьников вещи. Там есть ненормативная лексика, речь в том числе идет о половых отношениях между мужчиной и женщиной, которые школьники должны изучать в качестве образцов литературы. Я не ханжа, но прекрасно понимаю, что одно дело – когда мы получаем образование и понятие о русской литературе на высоких образцах, а другое – когда разжигаются самые низменные инстинкты. Это абсолютно не нужно.
Григорьев : Как, на ваш взгляд, такое вообще могло произойти, что Российская академия образования, чьи рекомендации рассматриваются в качестве прямого указания к действию, включила в школьную программу такого рода вещи? Не является ли это профессиональной некомпетентностью?
Миронов: Такой вопрос и такой вывод напрашиваются. Но я хотел бы обратить внимание на то, что как только я об этом заявил, сказали, мол, нет, это только некие рекомендации, они еще готовятся. Но я с трибуны Государственной думы демонстрировал изданные в виде методички рекомендации. Это издано для преподавателей литературы, рекомендовано, стоит штамп. Такие вещи недопустимы.
Наша страна пошла по пути создания самоуправления в науке виде Академий наук – уникального, единственного в мире сообщества. В других странах развивалась университетская наука, это разные вещи. Сейчас настаивать на том, что Академия наук устарела – значит не понимать того, что касается реальных процессов, происходящих в нашей научной среде.
Григорьев : Кстати, я добавлю, что кроме этой брошюры, насколько я знаю, все книжные магазины завалены рекомендациями, где от имени Российской академии образования указано, что этот список рекомендовано покупать. Те родители школьников, которые приходят с просьбой дать им книги, какие нужно купить для школьников, получают список с Пелевиным, Улицкой. Я не говорю о творчестве этих авторов в целом, но эти произведения, на мой взгляд, явно неуместны.
Вы говорили о Едином государственном экзамене. А есть ли у “Справедливой России” и у вас лично какие-то предложения, что нужно менять, как по-другому выстраивать систему контроля?
Миронов: Говоря о Едином государственном экзамене, о предложениях, я упомянул, что система неповоротливая. Мы предлагаем простую вещь: давайте сделаем сдачу Единого государственного экзамена на первом этапе добровольной. Сейчас у нас 100 процентов бюджетных мест. В каждом вузе делим пополам: 50 процентов принимаются на основе ЕГЭ, 50 – по старинке, на основе конкурса и сдачи экзаменов педагогам.
С точки зрения педагогов, чтобы ликвидировать коррупцию, я бы сделал следующее. Представьте себе: Центральный или Дальневосточный федеральный округ, собирается группа преподавателей из самых разных вузов. И, например, в нескольких крупных городах каждого федерального округа (не обязательно в одном) они принимают в течение месяца экзамены, допустим, по математике у любого желающего.
Ты сдаешь экзамен не конкретному вузу, а специальной комиссии, где собраны педагоги высшей школы из самых разных вузов этого федерального округа. Можно даже меняться – в комиссии могут присутствовать преподаватели других федеральных округов, это не имеет значения. Я прихожу и сдаю экзамен по математике. Куда я поступаю – никто не знает и знать не должен. Но я получаю в этой независимой комиссии свою оценку по математике, в другой комиссии – по русскому, по английскому языку, по физике.
Григорьев : Но это сертифицированные государственные комиссии?
Миронов: Конечно. Я получаю документ, что я сдал вступительный экзамен для высшего учебного заведения по математике. Потом я выбираю тот вуз, где нужен определенный набор предметов, посылаю туда результаты (кстати, по почте – то есть детям не нужно оплачивать дорогу).
Получается, что тем, кто хочет сдавать ЕГЭ, квота – 50 процентов бюджетных мест, они сдают ЕГЭ. А другие, которые мечтают о конкретной специальности, мечтают о конкретной профессии… Что мы видим сегодня? Благодаря ЕГЭ, результаты которого посылают в пять вузов, очень часто учатся студенты, которые не собираются работать по специальности ни одного дня. Им нужна “корочка” о том, что они имеют высшее образование.
Григорьев : Это общая проблема. У нас несоответствие системы образования и потребностей.
Миронов: Обратите внимание, те выпускники школ, которые мечтали о конкретной профессии, не поступили на нее, им не хватило баллов по ЕГЭ, много льготников, какие-то олимпиады, еще что-то. Это нам кажется абсолютно неправильным.
Говоря об изменениях, о том, что нужно ликвидировать ЕГЭ как таковой, начинать нужно постепенно, давайте сначала введем добровольную сдачу, 50 на 50. А потом, может быть, ЕГЭ вообще отомрет, останется механизм, который полностью ликвидирует коррупцию в конкретных вузах. Какая коррупция? Педагоги независимо оценивают знания для получения высшего образования по конкретному предмету. А уже сам школьник выбирает, какой набор предметов ему нужен, в какой вуз он будет подавать документы.
Григорьев : Что касается системы образования в целом, очень много критики и мнений. Одни говорят, что нужно ввести какие-то предметы. Другие говорят, что каким-то предметам не хватает времени. Третьи говорят, что школьники очень загружены, надо уменьшать программу. Четвертые говорят, что, наоборот, если они не будут ничего изучать, то не будут ничего знать. Есть ли какая-то программа или подготовленная концепция у партии “Справедливая Россия”? Как выстраивать систему образования?
Миронов: Конечно есть. Мы опираемся на профессионалов, на педагогов, которые не просто умеют преподать свой предмет, знают, как вложить в светлые головы наших детей определенный объем знаний. Это педагоги, которые воспитывают гражданина, патриота, Человека, который умеет сострадать. Кстати, здесь без уроков литературы, истории не обойтись.
У нас есть свое видение. Начнем с того, что наша страна, благодаря усилиям господина Фурсенко и господина Ливанова, семимильными шагами побежала за Болонским процессом и надела на себя этот хомут, который для всех стран-участниц Болонского процесса является рекомендательным. Только Россия почему-то решила, что раз мы стали членами Болонского процесса, то все, что там написано, мы должны сделать.
Другие страны делают умнее, хитрее, прагматичнее, циничнее. Хорошее из нового мы возьмем себе, но оставим и старое хорошее. А Россия сказала, мол, нет, советская система образования – ерунда. Но разве не советская система образования была признана лучшей в мире? Мы помним слова Кеннеди о том, что Россия выиграла космос за школьной партой. Так, как преподавали математику у нас, ее не преподавали нигде в мире. Сейчас в Америке взяли не Болонский процесс, а нашу методику преподавания математики. Мы сами ликвидируем свои конкурентные преимущества.
Если говорить о подходе к образованию в целом, мы считаем, что образованием должны заниматься профессионалы. Министерство давным-давно нужно разделить на два. Одно – министерство образования, которое должен возглавлять педагог – не ученый, не чиновник, не ректор, пусть даже самого замечательного вуза. Это должен быть педагог, который понимает, что такое педагогика, воспитательный процесс и процесс обучения детей. Другое – министерство науки и высоких технологий. Там тоже есть свои проблемы, и там тоже должен работать человек, который понимает, что такое наука и высокие технологии.
Возвращаясь к государственным образовательным стандартам, к тому, как и сколько учить наших детей, я полагаюсь на профессионалов. Есть блестящие педагоги, учителя. Кстати, в Российской академии образования (хоть мы ее и поругали) есть блестящие преподаватели, специалисты. Другое дело, что, видимо, на плаву и на слуху конъюнктурно сейчас другие, а не те, которые действительно знают, как нужно менять нашу систему образования, что из старого, очень хорошо себя зарекомендовавшего, оставлять, а что можно, с учетом того, что на дворе XXI век, брать новое, но аккуратно, то, что привьется на российской почве, а не абсолютно чуждые вещи, например, двухуровневая система образования (бакалавриат и магистратура).
Недавно я разговаривал с ректором Горного университета (сейчас он называется Санкт-Петербургский государственный горный институт). Представьте, мы львиную долю нашего бюджета получаем за счет продажи нефти и газа. Раньше был инженер по нефти, инженер по газу – человек, который умел и знал, как найти, добывать и эксплуатировать скважины. Это инженер с пятилетним образованием. Но министерство решило – пусть будет бакалавр. Он не успеет за четыре года – это недоучка. Ректор бьется уже полгода – дайте инженерам так называемый специалитет. Нет, не могут решить, потому что решение принимает человек, которые ничего не понимает ни в геологии, ни в специальности.
У нас была инженерная школа, и за пять лет можно подготовить инженеров, а за четыре года – недоучку. Работодатели правильно сказали, мол, иди доучись, а потом приходи. Я не знаю, кто такой бакалавр, нет у нас такого в Москве – либо инженер, либо магистр. Красиво звучит, но это, по крайней мере, уже полное образование, а не частичное, как бакалавр за четыре года.
На этом примере очень хорошо видно, что когда решение принимают люди, абсолютно далекие от реальных производственных задач, от реальной жизни, не будучи педагогами, специалистами в своей сфере, они и ломают дрова. Нужно менять таких чиновников и ставить профессионалов. Еще раз хочу сказать, что мы в нашей партии всегда понимали, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник. Я не считаю себя большим специалистом в педагогике, я не берусь судить, какой объем, сколько часов в неделю какого предмета нужно. Это должны решать специалисты, которым нужно доверять.
Григорьев : Если я правильно понял, ваши предложения – создать два отдельных министерства, Мнистерство образования и Министерство науки?
Миронов: Кстати, давно добивались разделения Министерства здравоохранения и социальной защиты, и Министерства труда, и сейчас это сделано. Почему не разбили это министерство – не понятно. Но это веление времени, все равно это нужно будет делать, и чем скорее мы это сделаем, тем лучше.
Григорьев : Вы затронули вопрос о Министерстве науки. Сейчас активно обсуждается ситуация с Российской академией наук. Многие люди высказываются в ее поддержку, в том числе сами ученые. Но есть и те, кто говорит, что ее нужно реформировать или закрыть. Каково ваше мнение? Как менять научную систему, что нужно делать с Академией наук?
Миронов: Надо финансировать науку, и не по остаточному принципу, как сейчас. Надо финансировать, опираясь на такие критерии, как цитируемость ученого, финансировать научные школы, тех, кто действительно вкладывает в науку, а не живет прошлыми заслугами. Российская академия наук – уникальное самоорганизованное сообщество ученых, которое работает на принципах самоуправления. Они сами избирают, у них свой порядок, свой устав. Это было заложено еще 300 лет назад, при Петре I. РАН давным-давно доказала свою эффективность и конкурентоспособность.
Но это – при условии государственного внимания к науке, финансирования и поддержки. Если мы это увидим, то мы увидим совершенно другие вещи. Но когда государство финансирует на копейку, а требует много, то возникают проблемы, и их нужно решать. Но только не надо идти таким путем – давайте мы закроем Академию наук, создадим альтернативу и бросимся в университетскую науку. Еще раз хочу сказать: университетская наука в Штатах, в Европе рождалась столетиями, а мы пошли путем создания мощной самоуправляемой научной структуры, Академии наук. И уже не надо ничего менять.
Надо финансировать по-современному, давать возможность нормально развиваться и делать так, чтобы ученым было выгодно работать в России, чтобы у них не было желания уехать работать за рубеж. А это все упирается в одну простую вещь – финансирование, государственный подход. Есть три кита, на которых стоит российское государство, – наука, культура, образование. Эти три сферы должны финансироваться в приоритетном порядке, а не по остаточному принципу. Тогда мы увидим совершенно другие результаты – и в образовании, и в культуре, и в науке.
Григорьев: Сейчас активно обсуждается вопрос, связанный с детьми. С одной стороны, это поддержка семей, с другой – ситуация с детьми-сиротами. Мы знаем, что был целый ряд случаев, когда российские дети, усыновленные в Соединенных Штатах, погибали.
Обсуждение этой проблемы всколыхнуло общество. Есть те, кто говорит, что усыновление иностранцами нужно прекратить. А есть те, кто считает, что, дескать, ничего страшного, это дело Соединенных Штатов. Но люди стали активно обсуждать ситуацию с детьми, сиротами, патронатом, усыновлением. Что вы можете сказать по этому поводу?
Миронов: Наверное, нужно вспомнить хорошую пословицу: “нет худа без добра”. Слава Богу, внимание государства, общественности сейчас приковано к этой проблеме. Когда детские дома переполнены, там существует множество проблем, это указывает на то, как государство относится к своим детям.
Чужих детей не бывает. Нас очень мало в нашей стране. Нам нужно, чтобы нас было в два-три раза больше, но не за счет мигрантов, а за счет увеличения рождаемости, за счет сохранения жизни каждого ребенка, за счет увеличения продолжительности жизни каждого гражданина страны. Это абсолютная истина.
Несколько лет назад была сделана непростительная ошибка: был ликвидирован так называемый патронат, патронатные семьи. Это действительно большая ошибка.
Григорьев: О чем идет речь?
Миронов: Я абсолютно убежден, что мы обязаны вернуть принцип патроната. Объясню на бытовом, житейском уровне. Кого приемные родители хотят усыновить? Я имею в виду даже не мальчиков или девочек, а возраст детей. Как можно меньшего по возрасту ребенка, чуть ли не грудничка, который и не будет помнить, что он не родной.
Григорьев: И при этом здорового.
Миронов: Да, конечно. Он будет видеть маму и папу, и все замечательно. Таких и стараются усыновить – либо дошкольников, либо вообще грудничков.
А как быть с подростками, как быть с теми, кому 12-16 лет? Как быть с больными детьми? Прямо скажем, на усыновление таких детей очередь не стоит. Что позволяли патронатные семьи? Был базовый для патроната 17-й детский дом в Москве. Там – отличные методисты, ученые, много кандидатов наук, которые разработали методику сопровождения патронатной семьи со стороны государства.
Патронатная семья не усыновляет, не дает фамилию. Она берет ребенка на воспитание. И ответственность, в том числе материальную нагрузку, несет пополам с государством. Семья вкладывается, все делает. В любой момент может прийти психолог, социальный работник, педагог, врач.
Точно так же ребенок может в любой момент позвонить любому человеку из, допустим, детского дома, откуда его взяли, он все время знает, что живет в семье, но у него есть еще один дом, где о нем тоже беспокоятся, волнуются.
Григорьев: То есть, если у ребенка возникнут проблемы, у него есть возможность как-то повлиять на ситуацию?
Миронов: Такая возможность есть и у ребенка, и у родителей, и у представителя государства в лице детского дома.
Вот конкретный пример, я его часто привожу. В 17-м детском доме мне показали замечательную семью. У Жени – это молодая женщина – четыре дочери, причем удочеренные, они все носят ее фамилию. Девушки от 18 лет до 21 года, они – как выпускницы Смольного института благородных девиц. У девчонок глаза сияют, они очень хорошо говорят, видно, что они рукодельницы, это замечательные будущие жены, кому-то очень повезет.
Женя взяла их 5-6 лет назад, значит, когда они были подростками, от 12 до 15 лет. Про таких обычно говорят – “оторвы”, они курят, чего только ни делают. Но они увидели, что такое любовь, Женя их воспитала. Но она была не одна, ей всегда помогали профессионалы-психологи.
Григорьев: Но жили дети в семье, с этой женщиной?
Миронов: Да. Мне привели интересную статистику. Примерно 90 процентов патронатных семей в конечном итоге усыновляют ребенка или детей, потому что они становятся родными. Когда патронатная семьях хочет помочь, взять подростка или больного ребенка, она понимает, что не одинока.
Она не останется сама по себе с проблемами, которые, безусловно, будут возникать, государство в лице профессионалов, настоящих педагогов, психологов будет помогать. И помогает, делает чудеса. На примере этой семьи, этих четырех девчонок все очень хорошо видно. Поэтому я абсолютно убежден, что патронатные семьи нужно возвращать.
Надо, конечно, упрощать и процедуру усыновления. Не нужно обременять людей морем справок, пусть усыновляют даже одинокие люди – та женщина могла взять детей на патронат, хотя, по-моему, у нее не было мужа. Сейчас же – если неполная семья, нельзя усыновить. Почему? Если кто-то хочет дать кров, стать родной семьей для ребенка, пусть это будет. По-моему, сейчас к этому все идет, и это хорошо.
Григорьев: Недавно СМИ цитировали ваше заявление о сотрудничестве с “Народным фронтом”, о совместном рассмотрении некоторых вопросов. Какова официальная точка зрения партии “Справедливая Россия” по поводу сотрудничества с “Народным фронтом”?
Миронов: Она очень простая. Сейчас мы видим, что “Общероссийский народный фронт” дистанцируется от “Единой России”. Наш главный политический оппонент – “Единая Россия”, мы против монополизма этой партии. Мы видим возможного союзника в лице “Общероссийского народного фронта”, особенно после конференции в Ростове-на-Дону.
Мы видим, что президент и члены “Народного фронта” выступают под лозунгом “Строительство социальной справедливости”. Откройте программу нашей партии – она начинается со слов “социальная справедливость”, название нашей партии – “Справедливая Россия”.
Идеи, которые были озвучены, – возрождение звания героя труда, введение школьной формы и многие другие – это положения нашей программы. Если мы видим, что появляется общественное движение, которое использует наши идеи и считает, что это их мысли – нам авторство не нужно.
Конечно, мы видим, что возможны пути сотрудничества, но при условии, что “Единая Россия” никакого отношения к этому общественному движению иметь не будет. Если мы на съезде общественного движения летом услышим, что его ядром, центром является “Единая Россия” – до свидания. Пожалуйста, решайте свои вопросы, а нам с вами не по пути.
На начальном этапе я очень критически относился к “Народному фронту”, думая, что это просто смена вывески – переименуют “Единую Россию” в “Народный фронт”. Сейчас идут какие-то другие процессы, и хорошо, что они идут. Конечно, мы внимательно наблюдаем, смотрим, что будет происходить с этим новым общественным движением – пока это не политическая структура.
Коль скоро цели по многим позициям совпадают, мы видим, что облегчаем жизнь большинства граждан нашей страны, а не олигархов или бюрократов, мы готовы к сотрудничеству, открыты. Но для нас очень важно политическое условие, что это не “Единая Россия”.
Григорьев: Какими вы видите механизмы сотрудничества партии “Справедливая Россия” с “Общероссийским народным фронтом”?
Миронов: 70 человек фракции “Единая Россия” в Государственной думе шестого созыва – это те, кто шел от списка “Народного фронта”. Если они будут выдвигать инициативы, которые будут созвучны нам, мы их поддержим. Также депутаты от “Народного фронта” поддержат наши инициативы.
Часто бывают ситуации, когда три фракции голосуют за инициативу, которую выдвинули мы, коммунисты, реже – ЛДПР, нам не хватает двух-трех десятков голосов, чтобы проект стал законом. Если мы увидим, что какая-то часть нынешней фракции “Единая Россия” – представители “Народного фронта”, мы будем налаживать сотрудничество.
Если у них есть своя политическая воля, свое видение будущего и настоящего нашей страны, на таких условиях мы можем сотрудничать. Речь не идет о слиянии, мы – самостоятельная политическая сила, мы пойдем на выборы как партия “Справедливая Россия”. Но сотрудничать по конкретным вопросам, по конкретным законам в пользу большинства граждан нашей страны – почему нет? Мы готовы.
Григорьев: В гостях у нас был Сергей Михайлович Миронов, лидер партии “Справедливая Россия”, руководитель фракции этой партии в Государственной думе. Спасибо за участие в передаче!
Источник: "Голос России" (Москва). - 04.04.2013
