Председатель Совета Федерации Сергей Миронов: Должен же кто-то оставаться трезвым

14 февраля 2002

– Странное у вас хобби, Сергей Михайлович, – камни собираете.

– Что же в этом странного?

– Есть риск услышать в свой адрес: “А Миронов-то камень за пазухой держит!”

– Я в самом деле часто ношу его именно там. Такая у меня, как говорит нынешняя молодежь, фишка: прихожу к друзьям на праздник или на день рождения, достаю камень и… дарю его. У многих коллег по Законодательному собранию Петербурга уже собралась собственная коллекция камней из подаренных мною. Хобби у меня давнее. Раньше даже регулярно участвовал в ярмарке “Мир камня”, которая проходит в Питере. Арендовал стол, выкладывал экспонаты… Что-то продавал, что-то покупал, а больше – выменивал. Но вообще-то самыми дорогими экземплярами коллекции считаю те, которые сам нашел.

– Ну да, вы же профессиональный геолог.

– Почти двадцать лет отдал этому делу. Мой любимый камень – агат. Двух одинаковых не найдете, рисунок на каждом уникален. Много агатов я привез из Монголии, где провел пять лет. Искать агат интересно – азарт охватывает словно на охоте. Нужен наметанный глаз, чтобы увидеть агат среди кусков базальта. Внешне агат никакой – камень и камень. Как изюм в кексе, так агатовые миндалины в породе. Нашел, молотком аккуратно ударил по краешку – тюк! – и вот он: поразительный узор! А если повезет отыскать занорыш – камень с пустотой внутри, неземная красота гарантирована. Представляете? Кристаллы, растущие из агата… Базальт разрушается, а агат остается. Он очень прочный, по десятибалльной шкале Мооса имеет восьмерку, выше только корунд и алмаз.

– Интересно, а людей по этой шкале вы не меряете?

– Давно понял: в жизни опираться можно только на то, что сопротивляется. На глину не обопрешься… Конечно, вокруг много базальта, пустой породы. Алмазы редки, но на то они и алмазы, чтобы тщательно отбирать кристаллы, огранивать. Применительно же к Совету Федерации могу сказать: здесь появятся новые бриллианты.

– Об этом еще поговорим, Сергей Михайлович, а пока давайте вернемся к камням за пазухой. В путинский огород наверняка уже что-нибудь закинули?

– Постараюсь вспомнить… Если и дарил Владимиру Владимировичу камень, то давно, когда он еще работал в мэрии Петербурга. Точно знаю, что, например, у Геннадия Селезнева есть моя агатовая пепельница, подаренная несколько лет назад, а у Путина… Не могу утверждать.

– А как же разговоры, что вы близки с президентом и что именно он сосватал вас на место спикера Совфеда?

– Рад бы назвать Владимира Владимировича другом… Сейчас многие записываются в друзья к президенту, но только он сам решает, кто ему по-настоящему близок. С Путиным мы знакомы давно, однако наши контакты всегда носили рабочий характер. После переезда Владимира Владимировича в Москву виделись, может, пару раз. Другой вопрос, что Путин мог оценить мои деловые качества, когда от мэрии Петербурга курировал Законодательное собрание города, где я был первым заместителем председателя. А на пост спикера Совета Федерации меня рекомендовал Егор Строев. Работать я умею, законотворчество люблю, чувствую себя в парламенте как рыба в воде. А вот, скажем, бизнес – не мое. Нет, у меня и там все получалось: участвовал в создании строительной фирмы, проводил эмиссию ценных бумаг, но душа просила другого. Когда попал в депутаты, почувствовал себя на месте. И здесь, на Большой Дмитровке, быстро освоился. Сразу же записался в согласительные комиссии, вошел в регламентную группу, на первом же заседании выступил с инициативой.

– И все равно назначение наверняка оказалось для вас неожиданностью?

– Не скрою, выше поста вице-спикера внутренне не замахивался.

– Словом, не сказать, чтобы совсем уж из грязи, но попали вы в князи?

– Да, карьерный взлет серьезный, но я человек уравновешенный, кессонной болезнью и головокружением не страдаю. Мне нравится эта работа. Иногда чуть ли не ночую здесь. Обычно говорят, что это случается с руководителями, не умеющими правильно организовать процесс, но я из тех самых счастливых, которые часов не наблюдают. Вроде бы только начался день, а за окном опять темно: утро- вечер, утро – вечер. Как говорится, лег, встал – Новый год. Согревает в холода борода…

– Да-да, Новый год… Вы в должность вступили в начале декабря и еще до праздников успели отметиться парой сенсационных заявлений. Сперва предложили продлить срок президентских полномочий, а затем перенести столицу из Москвы в Питер.

– Про перенос я ничего подобного не говорил. Более того, как питерец возражал и возражаю против такого шага. Зачем нашему городу армия чиновников? Нет, уж пусть правительство и парламент работают в Москве. Разговор шел о другом: о выделении Петербургу денег из федерального бюджета за несение им общегосударственных функций. Что касается президентства, то и тут речь не шла о семилетнем сроке, но я по-прежнему считаю: в наше переходное время четырех лет для главы государства мало, а вот пять – оптимально. Кроме прочего, это даст возможность развести во времени президентские и парламентские выборы.

– Вы готовы инициировать процесс изменения Конституции?

– Нет, это очень сложное дело. Конституцию только тронь, и нас может так далеко унести!

– Смотря кто тронет. Сегодня и Дума, и Совет Федерации подконтрольны Кремлю. Он вполне может заказывать любую музыку.

– Не соглашусь с утверждением о нашей подконтрольности. Но в любом случае попытка переписать Конституцию наверняка принесет элемент нестабильности в общество, а это сейчас совсем ни к чему. В перспективе же вопрос об изменениях в Конституции может возникнуть. В том числе и в части президентского срока. Думать об этом надо.

– Сколько думать? Полгода, год?

– Нет, побольше. Три, может, четыре. Надо поэтапно готовиться к Конституционному совещанию, вырабатывать документы.

– Словом, выборы 2004 года пройдут по старой схеме?

– По моему мнению, да.

– Путин высказывал вам неудовольствие из-за того, что полезли в пекло поперек батьки?

– Лично мне – нет, но он же публично заявил, что любые изменения сроков для ныне действующего президента недопустимы. Однако и я не призывал переписать Основной Закон страны завтра.

– Трудно, Сергей Михайлович, отделаться от ощущения, что эти ваши экспромты… как бы сказать помягче… заранее отрепетированы и отрежиссированы.

– Никто ничего не режиссировал. У меня есть позиция, я в политике не новичок, имею право на собственный взгляд и не боюсь его высказывать.

– И согласовывая с администрацией президента распределение должностей в Совете Федерации, вы стояли на своем?

– Не пытайтесь меня поймать: никакого согласования не было. Вплоть до утра заседания, на которое выносился вопрос о пакетном голосовании, список кандидатур на руководящие посты в палате существовал в единственном экземпляре и хранился в очень надежном месте – моей голове.

– Как думаете, Сергей Михайлович, вы сильно изменились за те два месяца, что руководите Советом Федерации?

– Груз ответственности давит. Это есть.

– Я о другом. О внешних переменах. Ваши питерские знакомые сказали мне, что, став спикером, вы первым делом прическу изменили.

– А-а-а, это… Я всегда стригся коротко и расческой пользовался редко, а тут друзья стали говорить: “Тебя теперь часто будут показывать по телевизору, ты хоть иногда расчесывайся”. Ну я и начал на это внимание обращать.

– Личного парикмахера завели?

– До этого не дошло, хотя раз в три дня мне нужно бороду подравнивать. В принципе мог бы и сам бриться, у меня даже специальный станок есть, но занятие это нудное, порой терпения не хватает, еще дерну рукой, сбрею лишнее… А профессионал дело знает. Без бороды же я никак не могу. Даже на всех документах, кроме военного билета, я запечатлен бородатым. Правда, раньше раз в год все же брился. Это случалось в день начала “полевого” сезона. Выезжал в экспедицию, сбривал все, а потом отращивал заново. Однажды из-за этого конфуз случился. Дело было в Монголии. Только мы выбрались в экспедицию, как меня по срочному делу вызвали в Улан-Батор. На машину, в самолет – вернулся в город. А жена ничего не знала. Я все рабочие вопросы решил, иду домой. В подъезде встречаю супругу, улыбаюсь ей. Улыбается в ответ и… проходит мимо. Я говорю: “Люба, ты куда?” Она оглядывается и ничего понять не может. Не узнала без бороды! Многие геологи бороды носят. Это что-то вроде визитки, фирменного знака. Еще одной нашей отличительной чертой принято считать склонность к выпивке. Якобы геологи поголовно пьют. Да, многие, но не все. Например, я в “поле” часто устраивал себе сухой закон. Представляете мужиков, которые оторвались от жен, детей и на несколько месяцев уехали в тайгу? Должен же хоть кто-то остаться трезвым! Иногда в первые дни гудеж стоял такой, что всем места мало было. Когда “горючее” заканчивалось, начинались поиски добавки. А я заранее отбирал все ключи от машин, поскольку “орлов”, готовых сгонять за полтыщи километров до ближайшего продмага, находилось множество. Еще реквизировал ракетницы и прочие опасные предметы… Успокаивал народ: “Все, ребята, ша! Погудели – и за работу…” Ни кола, ни двора.

– Семья, надо полагать, так привыкла подолгу ждать вас из экспедиций, что вы решили и сейчас не забирать ее из Питера?

– Дочка оканчивает 11-й класс, нет смысла срывать ее с места.

– У вас же и сын есть?

– Да, от первого брака. Ярослав уже взрослый, ему 23 года. Недавно “Комсомолка” назвала Славу в списке завидных женихов России, чем очень его позабавила…

– Вы по-прежнему живете в “Президент-отеле”. Не устали от гостиничного быта, Сергей Михайлович?

– Запамятовали? Я же геолог, привык к походным условиям. Для меня дом там, где ночлег. Со времен экспедиций так повелось. Палатка, базовый лагерь, гостиница – все едино. “Ну что, домой?” Подушка под ухом есть – и слава Богу.

– Хоть коллекцию камней в Москву перевезли?

– Нет еще. Как сложил в Питере в коробку, там пока все и лежит. Только три самых любимых образца прихватил, поставил в кабинете. Но коллекция у меня не такая уж большая. Может, сотня экземпляров. Я же говорил, что очень многое раздарил.

– Среди того, что себе оставили, есть по-настоящему ценные экземпляры?

– В смысле – драгоценные? Нет.

После избрания спикером мне привезли с Урала шикарный подарок – малахитовую шкатулку с изумительными изумрудными кристаллами, но я не посмел такую красоту оставить, передал все в музей Горного института.

– На какую сумму эта шкатулка с изумрудами может потянуть?

– Наверное, сотню тысяч долларов за нее дали бы…

– Щедрый вы, однако…

– Как там сказано у Екклезиаста? Есть время разбрасывать камни и время собирать их…


Источник: ("Комсомольская правда" (Москва).-14.02.2002.-№028.-c.8-9)