Ответы Председателя Совета Федерации С.М.Миронова на вопросы о проблемах науки и образования

20 декабря 2006

– Построение в России рыночной экономики привело к серьезной трансформации системы образования и науки. Какие произошедшие изменения в этой сфере, на Ваш взгляд, носят положительный, а какие – отрицательный характер?

– Если говорить о реформах 1990-х годов, то во многих случаях преобразование на деле оборачи­валось разрушением старой системы с тем, чтобы создать на ее месте новую. Причем в сфере науки и образования, по сравнению с другими сферами деятельности, процесс разрушения продолжался значительно, на годы дольше и был очень болез­ненным. А формирование новой системы, при­способленной к рыночной экономике, идет здесь медленно и трудно и не то, что не завершилось, а в некоторых отношениях едва началось.

Поэтому трансформация науки и образо­вания далеко не завершена и если подводить ее итоги по состоянию на сегодняшний день, то потери и приобретения пока очень не равны по количеству и качеству. Конечно, как в любом деле, здесь можно найти и хорошее, и плохое. Но примерно в таком соотношении, как если бы у какого-то человека угнали машину, зато от вол­нений и хлопот по розыску он сбросил несколько лишних килограммов.

С одной стороны, резкий спад финансирова­ния в начале 1990-х годов привел к фактическому краху сотен научно-исследовательских институтов, поставил на грань уничтожения целые научные на­правления, научные школы. Было утеряно многое из советского научно-технологического потенци­ала. Особенно в прикладных исследованиях, где часто важные разработки терялись из-за распада лабораторий или скупались иностранцами за гро­ши. В одночасье потеряли перспективу тысячи высококвалифицированных специалистов. И мы никогда не забудем их уход в «челноки», таксисты.

Это действительно было очень тяжелым испытани­ем и потерей для России.

С другой стороны, становление многих от­раслей современной рыночной экономики России стало возможным именно благодаря приходу в них из фундаментальной и отраслевой науки специ­алистов высочайшей квалификации, настоящей научно-технической элиты нашей страны. Это сов­ременный банковский сектор, крупнейшие телеком­муникационные компании, да и, собственно, весь инновационный бизнес. В самих научных органи­зациях, несмотря на трудности, значительная часть ученых делом подтвердила свою преданность науке и пережила трудные времена, сохранив огромный научно-технологический задел. Наука стала более мобильной и эффективной, нацеленной на резуль­тат, избавилась оттого, что еще в советские времена называлось балластом. Определились реальные, а не придуманные, конкурентоспособные точки роста. Это позитивные результаты, хотя, еще раз подчеркну, они достались неоправданно дорогой ценой, и пока что далеко не покрывают ущерб, нанесенный науке и образованию разрушительными процессами.

Но если мы посмотрим на ближайшую перс­пективу, понятную уже сегодня, то основные потря­сения для российской науки и образования все-таки уже позади, а положительные результаты с каждым годом должны становиться все более заметными. Изменилось отношение государства к науке и об­разованию. Развитие образования стало одним из приоритетных национальных проектов. В него, в на­учные исследования, в создание и внедрение совре­менных технологий начинают вкладываться серьез­ные финансовые ресурсы. В то же время научные и образовательные учреждения постепенно адаптиру­ются в условиях рыночной экономики, вырабатыва­ют механизмы развития, учатся взаимодействовать на началах взаимного интереса с потребителями их интеллектуального продукта. Началось восстанов­ление и развитие научно-технологического потен­циала России на новой основе. Безусловно, успехи в научной сфере не придут сами собой, для этого нуж­но много работать и самим ученым, и государству, и бизнесу, заинтересованному в технологическом развитии нашей страны. Но все необходимое для этого в России есть: кадры, научные школы, деньги, и, главное, реальные интересы.

– При большей численности работников сферы науки доля России в мировой наукоем­кой продукции остается существенно ниже, чем у многих зарубежных стран. Как, на Ваш взгляд, можно повысить эффективность использования научных кадров в России?

– Нам необходимо создать в России экономику знаний, выстроить неразрывные технологические и финансовые цепочки, в которых наука будет главным звеном: от фундаментальных исследований – к прикладным, а от них – к производству высокотех­нологичных конкурентоспособных товаров. Если результаты научных исследований, в конечном счете, не ведут к созданию материального продукта, к полу­чению доходов бизнесом, работниками, государством, то они не будут востребованы рынком. В этом случае эффективность научного потенциала, даже если его удастся сохранить за счет бюджетной поддержки, будет низкой.

А сегодня в России узким местом для разви­тия научно-технологического потенциала остает­ся именно слабая восприимчивость экономики к инновациям. Сохраняется существовавший еще в советский период разрыв между наукой и про­изводством. Казалось бы, переход к рыночной экономике должен был заставить предприятия искать, активно осваивать новинки. Однако этого не произошло.

В течение длительного времени государс­тво в своей экономической политике ставило знак равенства между любыми видами экономичес­кой деятельности. Торговля на рынке импортным ширпотребом, выпуск стальных труб для нефтяных скважин или разработка новейших биотехноло­гий – все это одинаково считалось бизнесом. Но ведь значение этих видов бизнеса для развития нашей страны, для общества, для качества эко­номики принципиально различны! И сложность ведения дела в них совсем не одинакова. Поэтому уравнительно-безразличное отношение государс­тва на деле означало подавление производства вообще и высокотехнологичного в особенности.

Сейчас в политике государства видно совер­шенно другое отношение к производству, к вы­соким технологиям. Но нужно еще очень много поработать, чтобы создать настоящий режим мак­симального благоприятствования для производс­тва, особенно современного, которое будет предъ­являть спрос на инновации. И в этом направлении мы должны двигаться неукоснительно.

Нужно расширять и государственное финан­сирование науки, особенно фундаментальной. Но здесь можно провести аналогию с восстановле­нием после долгого голодания – если сразу пере­кормить, пользы это не принесет, и может даже погубить. Увеличение финансирования должно сопровождаться четкой программой реформирова­ния науки и образования. Мы должны расставить приоритеты: кого, как и чему мы будем учить. Ка­кие направления исследований будем развивать.

Надо делать акцент на эффективности вло­жения средств. Для оценки эффективности работы должны использоваться прозрачные и признанные в мировой практике критерии оценки, такие как индекс цитирования, а также результаты коммерци­ализации научных исследований. Время «научных мануфактур» прошло, сегодня это высокотехноло­гичная индустрия. В первую очередь надо подде­рживать ведущие лаборатории, создающие научную продукцию, признанную на мировом уровне, а также точки роста и научную молодежь. Нужно создавать инфраструктуру для инновационных исследований. А дальше уже эта инфраструктура должна лечь в основу деловой инициативы и привести к переходу экономики на инновационные рельсы.

– В одном из своих выступлений Вы сказали, что «наука обязана быть публичной, образ буду­щего должен быть понятен народу. Однако пока научная общественность не занимает должное место в политических дискуссиях». На Ваш взгляд, какие формы участия научно-образовательного сообщества в политической жизни России наибо­лее необходимы и эффективны?

– На мой взгляд, важнейшая задача научно-образовательного сообщества в сфере политики – это активное участие в выработке и обсуждении страте­гии развития России и в целом, и во всем многообра­зии конкретных направлений и аспектов. Например, в Совете Федерации действует целая система обще­ственных экспертных советов по различным направ­лениям – и при Председателе палаты, и при комите­тах по профилю их работы. В этих советах работают многие представители отечественной науки. И все значимые проблемы, а также варианты их решений подвергаются всестороннему обсуждению с участием не только политиков, бизнесменов, других заинте­ресованных лиц и групп, но главное, при активном участии ученых. А они анализируют проблему объ­ективно, исходя не из сиюминутных интересов, а из долгосрочных задач развития нашей страны, и это очень важно. Считаю, что такое активное привлече­ние ученых к разработке решений, к проведению их экспертизы и обсуждения должно стать нормой для всех органов власти нашей страны.

Ну и, конечно, личное участие в политике интеллектуальной элиты России, работающей в сфере науки и образования – это тоже очень важно, очень позитивно для развития нашей страны. Среди членов Совета Федерации есть представители науки, они вносят достойный вклад в работу нашей палаты. Уверен, будет полезно, если ученых станет больше во всех органах власти.

– Прогнозы показывают, что первое десятилетие XXI века окажется критическим для российской научной сферы: продолжится отток высококвалифицированных специалистов старших возрастных групп, а приток молодых кадров будет невелик. Что, на Ваш взгляд, нужно сделать, чтобы сохранить российскую науку и максимально смягчить возможные последствия неизбежного ухода основных носителей знаний?

– Это очень серьезная проблема. Ни в коем случае нельзя допустить разрыва вековой преемственности поколений в российской науке и высшей школе. Научные традиции формируются десятки лет. И если мы сейчас не вложим определенные ресурсы в то, чтобы сохранить имеющийся научный потенциал России, то потом в десятки раз большие затраты не помогут его воссоздать.

Прежде всего, это вопрос мотивации. Для старшего поколения ученых нужно создать условия, чтобы они могли передавать свои знания молодежи, а не искать случайных зара­ботков, зачастую совершенно не в научной сфере и не по своей специальности. А молодые люди должны иметь достаточные стимулы, чтобы идти в науку. Безусловно, инстинкт познания один из самых сильных в природе человека. Но чтобы заниматься наукой про­фессионально, надо быть уверенным, что это позволит, кроме всего прочего, достойно содержать свою семью.

Сейчас принимаются меры для повышения заработной платы работников науки и образования, в том числе молодых ученых. Но кроме роста абсолютного уровня доходов нужно повышать их и относительно других сфер деятельности. Зарплата должна отражать квалификацию работника, чего сейчас нет. А это значит, что, в конечном счете, мы должны придти к такому положению, когда в науке и образовании уровень доходов будет превышать средний по стране уровень. Безусловно, в жесткой увязке с результатами.

Нужно создавать систему госзаказа на подготовку кадров высшей квалификации – с гарантированным им трудоустройством, отражающим уровень подготовки – в научных организациях, в высокотехнологичном производстве, в государственном и региональном управлении, с адекватной оплатой труда.

Нужна программа возвращения российских ученых, работающих за рубежом. Кто-то может получить статус «приглашенных профессоров» и на временной основе работать в наших научных и образовательных центрах, передавая знания молодежи, а кто-то может воз­вратиться и работать на постоянной основе с приобретенным им за границей опытом, если ему будут созданы в России достойные условия работы. И не только по оплате труда, но и по возможностям ведения научных исследований на самом передовом современном уровне, по востребованности их результатов в отечественной науке и экономике.

Нужно продумать меры, которые позволят повысить социальный статус работников науки и образования. Ведь не хлебом единым жив человек, и в России это особенно верно. Нужно целенаправленно формировать в обществе позитивный образ ученого и преподава­теля, как это было в пятидесятые-шестидесятые годы. Надо повышать значимость научных и образовательных премий, активизировать участие общества в отборе и поощрении лучших ученых и преподавателей, рассказывать в СМИ о наиболее важных открытиях, сделанных в России, объяснять их значимость, рассказывать о работе ведущих научных коллективов.

Высокий социальный статус, конечно же, не может и не должен заменять собой обеспечение достойных материальных условий. Но наряду с ними он тоже очень важен, особенно для молодых людей.

Все это, я уверен, дает возможность преодолеть наметившийся разрыв между поко­лениями в российской науке и образовании и сохранить научные традиции, высочайшего качества научный потенциал нашей страны.

– Какую роль, на Ваш взгляд, должно играть научное самоуправление, профессиональ­ные научные общества в решении различных вопросов жизни научно-образовательного сообщества?

– Научное самоуправление – это больше, чем просто многовековая традиция. Это меха­низм, доказавший свою эффективность на практике. Творческие люди, занятые научными исследованиями или преподаванием, во-первых, часто лучше, чем назначенный админис­тратор понимают реальные проблемы своей работы и пути их решения. А во-вторых, воз­можность участвовать в принятии решений, связанных с организацией и ведением научной или учебной работы сама по себе является дополнительной мотивацией для творческого труда. Научные советы, выборность руководителей исследований с учетом их реальных

достижений и другие формы научного самоуправ­ления – мощные инструменты повышения эффек­тивности науки и образования.

Особо хочу отметить роль профсоюзов работников науки и образования. Они должны уходить от функций социального отдела адми­нистрации, распределяющего подарки и путевки, и более активно переходить собственно к защите научно-педагогических кадров в их отношениях с местным руководством и с работодателем в лице РАН и Министерства образования и науки. Конеч­но, требовать от руководителя своей собственной организации обеспечения достойных условий труда, возражать против необоснованных кадровых реше­ний и т.п. – это гораздо более хлопотное и трудное дело, чем на митинге клеймить позором федераль­ные власти за те или иные их действия. Но это пря­мая задача именно профсоюзов. И для работников ее решение имеет огромное значение, особенно в условиях растущей самостоятельности научных и образовательных организаций в привлечении внебюджетных средств, в определении внутренних форм и условий своей деятельности.

– В последнее время появилось ощущение, что многие вузы выполняют задачу социальной адап­тации молодежи к «взрослой жизни», в которой диплом о высшем образовании выступает лишь в качестве некого формального критерия завер­шения данного процесса, дающего «пропуск» для выхода на рынок труда. Каким образом, на Ваш взгляд, необходимо решать данную проблему и бороться с распространенными настроениями в студенческой среде о «ненужности знаний»?

– Если какая-то организация при приеме на работу требует диплом, но не требует знаний, кото­рые за этим дипломом должны стоять, значит ей на самом деле и не нужен специалист с высшим обра­зованием. После упадка науки и производства в 1990-е годы, после связанной с этим определенной деградации российской экономики, такие ситуации стали не столь редкими. По мере восстановления научно-технологического потенциала России эта проблема, безусловно, будет решаться. Спрос на рынке труда будет диктоваться не соображениями престижа, а реальной потребностью в знаниях, в квалификации.

Но у этого вопроса есть и другая сторона. Как обеспечить соответствие квалификации выпус­каемых специалистов потребностям экономики? Механизмы свободного рынка здесь плохо работают из-за разрыва во времени между выбором профес­сии и поиском работы молодым специалистом. Уже становится понятно, что через 5 лет некоторые из поступивших в этом году на обучение по юридичес­ким и экономическим специальностям будут вынуж­дены переквалифицироваться. В то же время общество столкнется с дефицитом инженеров. Подобные ситуации провоцируют потерю интереса к обучению на старших курсах, когда многие студенты знакомят­ся с реалиями рынка труда.

Чтобы не допустить «растрату» ценнейшего человеческого капитала, который может оказаться невостребованным, нужно вести не формальную, а очень активную профессиональную ориентацию -и для школьников, и для вузов, планирующих набор на те или иные специальности. Нужно привлекать науку для прогнозирования развития трудового рынка на 5-10 и более лет вперед и планировать на этой основе государственный заказ на подго­товку кадров. Нужно шире применять целевую подготовку специалистов для конкретных орга­низаций по их заказам. И еще очень важно делать акцент в программах подготовки специалистов и в их итоговой аттестации, в той или иной форме, на способности адаптации к неожиданным ситуациям, к освоению новых знаний, к поиску решения про­фессиональных проблем.

В современном мире технологии, условия работы, решаемые задачи во всех отраслях хозяйс­тва быстро меняются. При этом наиболее конку­рентоспособными оказываются люди, организации, целые страны, способные приспосабливаться к быстро меняющемуся миру. Высшее образование становится не только и не столько способом полу­чения специальных знаний, которые все равно два-три раза устареют на протяжении трудовой жизни специалиста, сколько путем к обретению навыков быстрого поиска этих знаний и приме­нения новой информации в своей работе. Так что настоящее высшее образование, которое учит этому, – это действительно эффективный механизм повышения инновационного потенциала страны и достижения личного успеха.

– Поддерживаете ли Вы введение Единого государственного экзамена как способа оценки знаний выпускников школ для приема в вузы?

– Сама идея единого экзамена выглядит очень привлекательно: обеспечить на деле равный доступ к поступлению в вузы всех выпускников школ, в зави­симости от реального уровня подготовки, а не оттого, где они учились – в Москве или Анадыре. Это должно снизить уровень расходов наших семей на поступле­ние, вывести из вузов коррупционные риски.

Но важно не перенести эти риски на уровень школ.

Кроме того, неправильна в принципе та уста­новка, которая сейчас вышла на первый план – «натаскивание» на правильный ответ вместо понимания сути. Традиционно российская школа добивалась именно понимания учениками матери­ала, а не зазубривания. Это сильная сторона наших специалистов, которую нельзя утратить.

Переход уже с 2009 года всех вузов на ЕГЭ представляется преждевременным. Уже то, что для ряда вузов решено сделать исключение и им будет разрешено проводить дополнительные испыта­ния, говорит, прежде всего, о спорности принятого решения. Кроме того, надо отдавать себе отчет в том, что сделанное исключение поставит в нерав­ное положение вузы нашей страны, разделив их на учебные заведения первого и второго сорта, престижные и не престижные. Более правильно было бы продолжить тестовое использование ЕГЭ, собирая и тщательно анализируя информацию об уровне и качестве знаний абитуриентов и студен­тов, поступивших в институт по этой системе.

– Считаете ли Вы целесообразным копирова­ние западной системы образования и введение Болонской системы, разбивающей высшее обра­зование на бакалавриат и магистратуру? Почему система образования, сложившаяся в СССР и доказавшая свою состоятельность, подвергает­ся такому кардинальному реформированию в соответствии с западными стандартами?

– Слепое копирование не приводит к хорошим результатам.

В России образование всегда было связано с традициями общения между учителем и учени­ком, создания научных школ. Свободный выбор образовательных программ по Болонской системе, наверное, не может быть эффективно и безболез­ненно привит на почву российского образования.

В нашей экономике, в нашем обществе нет традиции работы со специалистами двух разных уровней подготовки – бакалаврами и магистрами. Российские предприятия ориентируются на специ­алистов, прошедших обучение в течение 5 и даже б лет. В ряде лучших технических вузов шестилетнее образование до недавнего времени было нормой. Бакалавры с их четырехлетней подготовкой часто не вписываются в требования работодателей.

Российское образование имеет многовеко­вую историю и достижения мирового уровня. В на­шей стране созданы многие технологии и методики подготовки специалистов, которые взяли на воо­ружение другие страны, в том числе и США. А мы теперь берем далеко не лучшие их образцы и, к сожалению, не только в области образования.

– Как вы оцениваете идею о воссоздании сис­темы обязательного распределения выпускников вузов, обучавшихся на бюджетных местах?

– Принцип распределения, который был в советское время, вводить нельзя. А вот госзаказ поможет решить проблему трудоустройства. Есть госзаказ – значит, у каждого выпускника есть рабо­чее место. Например, для обеспечения развития удаленных территорий, поддержки социальных инс­титутов. Схема здесь должна быть аналогична тому, что сейчас внедряется в Министерстве обороны при реорганизации военных кафедр. Государство обеспечивает бесплатную подготовку специалис­та и повышенную стипендию для него, а он после окончания вуза на добровольной основе обязуется отработать какой-то период времени по контракту там, где это необходимо на текущий момент.

– Сейчас в России не реализуется специаль­ная молодежная политика государства в сфере науки и образования. Считаете ли Вы целесооб­разной разработку и реализацию определенных мер по решению проблем молодых ученых и преподавателей и что, на Ваш взгляд, долж­но быть приоритетами подобной молодежной политики?

– С 90-х годов российская наука переживает «кризис среднего возраста». Его негативные пос­ледствия сказываются еще и сегодня, но волна отъездов за рубеж все-таки гаснет. Российские научные школы, мощный потенциал развития стра­ны, сохранились в основном благодаря старшему поколению, тем, кто, несмотря на все трудности, про­должал и продолжает научную деятельность. Благо­даря этим людям в науку опять начинает приходить молодежь. Думаю, что в самое ближайшее время она осознает свою востребованность в науке, свои перспективы карьерного роста. Именно научная молодежь как авангард интеллектуальной молоде­жи, должна стать значимой и конструктивной силой российского гражданского общества и повести за собой молодежь страны, получив поддержку самых широких слоев российского общества.

Чтобы помочь развитию этих процессов, госу­дарство должно реализовать четкую молодежную политику в сфере науки и образования. Ее приори­тетами должно быть активное вовлечение моло­дежи в получение высшей квалификации, то есть обучение в аспирантуре, докторантуре и создание условий для их последующей самореализации в качестве преподавателей и ученых.

Для этого необходимо создание рабочих мест, ориентированных на молодежь, системы грантов для поддержки научно-педагогической деятель­ности молодых ученых. Естественная мобильность молодежи должна поддерживаться государством и обеспечивать приток квалифицированных кадров в наиболее перспективные исследования. Кроме того, нужно на государственном уровне помогать развитию инновационного предпринимательства молодежи. Она наиболее восприимчива к новым веяниям в науке и технологиях, способна быстро создавать и доводить до потребителя новую про­дукцию.

Источник: ("Наука Москвы и регионов" (Москва).-№4.-2006.-с.4-11)