14 мая 2003
С Сергеем Михайловичем Мироновым мне довелось встречаться трижды. И каждый раз в какой-то момент разговора я напрочь забывала, что сижу в кабинете высокопоставленного лица – к этой мысли возвращали разве что звонки телефонов, на которые нельзя не отвечать. Оказалось, что за ярким образом влиятельного человека стоит не менее яркая и многогранная личность человека, с которым… просто интересно!
Мироновы жили на окраине Пушкина. За окнами трехэтажного каменного дома с башенками на улице Красной артиллерии, подаренного в 1914 году Английской королевой Николаю II, был луг и лес, куда ребятня бегала за грибами. А через четыре километра текла река Поповка. Для мальчишек там было не мало привлекательного: сланцевые обрывы, окаменелости, ракушки- “солнышки”, названные так за блеск. Ребята искали любопытные камни, и потом везли показывать свои образцы в музей Горного института. После девятого класса Сережа ушел в техникум, где готовили геофизиков, а после службы в ВДВ, поступил в Горный.
Почти десять лет проработал в Монголии старшим геофизиком аэропартии – проверял обнаруженные с самолета урановые аномалии. Первые пять, с 81-го, ездил на полгода, следующие пять лет жил постоянно, вместе с семьей в Уланбатере, в хорошем девятиэтажном доме, построенном советскими строителями. Дочка, которую привезли туда в годик, считает Монголию второй родиной. Там был свой городок – с магазинами, детскими садами, концертным комплексом. Зимой до работы было два шага – камералка находилась в соседнем подъезде. Зато летом – с апреля по октябрь – женщины практически не видели мужей, уходивших в экспедиции.
Миронов прошел всю Монголию с востока на запад. Привыкнуть к этому ландшафту было нелегко: ведь до этого геолог работал в тайге – на Кольском полуострове, в Карелии, Якутии. А тут одни ничем не прикрытые камни. Но эти места оставили море интересных впечатлений. В котловине больших озер, где находится международный эталон чистоты воздуха, одна травинка от другой растет за метр, но когда смотришь на десятки километров вперед, они сливаются в ровный зеленоватый слой. С одной горки, на глаз километрах в двадцати, Сергей Михайлович отчетливо увидел конусообразную вершину. На карте, охватывавшей квадрат сорок на сорок километров, горы не оказалось. На следующей тоже. И лишь в середине третьей была обозначена эта вершина. Значит, до нее целая сотня километров! Вот что такое прозрачный воздух.
Машина доставляла геологов на место и забирала в конце дня. Иногда привозили обед, который приходилось разогревать на паяльной лампе. Фляга с водой возвращалась с маршрута нетронутой: один глоток вызывал чудовищную жажду. Обычно в паре работали геофизик с аппаратурой и геолог. Но бывали и одиночные маршруты. Миронов их особенно любил. Идешь один и знаешь, что ближайший населенный пункт находится за тысячу километров. Абсолютная тишина. Где-то пискнет сурок или суслик, где-то ветер зашумит. Палящее солнце, яркое голубое небо, безжизненная пустыня. Ориентируешься только по оставленному монголами “следу”. Они тысячелетиями гонят стада по одному и тому же маршруту. В любом месте, вглядевшись в даль можно обнаружить маленькие точки. Это обо, сложенные из камней пирамиды. Считается, что каждый, кто проходит мимо обо, должен положить свой камень. Теперь там можно найти спички, детали от машин. Обо располагаются очень точно, на самых высоких точках перевалов и обозначены на картах.
На первый взгляд кажется, что путника не подстерегают никакие опасности. Шутки с природой обходятся весьма дорого. Однажды Миронов вышел на маршрут, со спектрометром на два часа – в плавках, кепочке с козырьком и кроссовках. Позагорать решил! Температура плюс сорок, на небе не облачка. Машина пришла только к вечеру. Спасла лишь кошма, которой был обшит прибор, но горе-курортник все равно здорово обгорел. С тех пор появилось железное правило: выходишь хоть не полчаса, собирайся так, будто идешь на сутки.
Буксовали и проваливались машины, попадая в солонит (солевая корка, оставшаяся от высохшего озера). Очень опасно было переходить вброд реки. Дно песчаное, зыбун. Остановишься – за пять минут засосет по горло, как в трясину. К тому же сильнейшее течение. Как-то на глазах у геологов зыбун “проглотил” целый автомобиль. Один раз Сергей Михайлович сам чуть не попался. Взял в качестве шеста трехметровый кусок водопроводной реки, рюкзак и отправился через долину рек. Забрался в одну протоку: куда не шагнет, всюду проваливается. Несколько минут метался на пороге гибели. Стоило растеряться – вот была бы нелепая смерть, под лучезарным солнышком.
Иногда на картах попадалась отметина “разв.” (развалины). Храмы находились в голой пустыне, даже источников воды по близости не оказывалось. В 1939 году в Монголии уничтожили все монастыри, богатейшие храмы были сожжены и разграблены. Песок и пыль выдувались ветром, и прямо на поверхности лежали монеты, культовые скульптурки. Партия, в которой был Миронов, обнаружила двухметровую позолоченную скульптуру многогорукого Шивы – без головы (ее давно оторвали, вместе с глазами из драгоценных камней). Геологи водрузили его на камни, блестящий бог стал пустынным “маяком”. В скалах в одной пещере нашли истлевший деревянный сундук с тибетскими письменами (деревянные дощечки, обтянутые воловьей кожей, обрамляющие пергамент). А у стены равно на одном расстоянии, в кучках древесной пыли от сгнивших прикладов – шесть старинных кремниевых ружей. Будто бы во время междоусобной стычки монахи спрятали самое дорогое в пещере, вышли навстречу врагам – и больше не вернулись. И только двести лет спустя сюда заглянули геологи. А однажды геологи натолкнулись в Гоби на стометровое желтое пятно: думали, выход какой-то интересной породы. Оказалось, что это скол, “опилки” кремния. Здесь была древняя неолитовая мастерская по изготовлению ножей, наконечников стрел, скребков. Нашли и верстаки – сложенные друг на друга большие камни. Причем в радиусе сотен километров кремния нет, его привезли чуть ли не из-за границы. Возможно, кочевые завоеватели шли ордой и возили с собой заготовки кремния. Постоянно возникало ощущение, что проникаешь сквозь время.
Другое монгольское чудо – миражи. Миронов с напарником ехали на машине, и неподалеку слева заметили огромное озеро с камышами, чайками. На карте – ничего! Решили проверить и свернули. Через двадцать километров вода как будто “отодвинулась”. Но реальные картины, встречавшиеся в пустыне, были покруче миражей. В Гоби геологи нашли бахчу: грядки с овощами, арбузами, специальной поливочной системой. Оказалось – владения члена политбюро монгольской народной партии.
Как-то по дороге в пустыне Миронов вдруг почувствовал металлический привкус во рту. Вспомнил: похожее ощущение возникало несколько лет назад в Туве, в урановой шахте. Остановились, включили приборы – показатели зашкалили. Оказалось урановое месторождение. После этого во время переездов геологи никогда не выключали прибор.
До конца восьмидесятых местные жители хорошо относились к русским. Завидя машину, народ высыпал на улицу, махал руками. Ребята шутили: теперь они будут время определять до русских геологов и после. Монголы очень просты в общении. В юрту заходишь без стука. Хозяйка, ни о чем не спрашивая, накормит, угостит молочной водкой архи (38 градусов), устроит на ночлег, а утром можешь не прощаться.
Сергей Михайлович с другом нашли колодец. Из соседней юрты вышел монгол в национальной одежде дели, традиционной шапочке и туфлях с загнутыми вверх носами (чтобы не ковырнуть священную землю). “Ус сайн?” (вода хорошая?) – осведомились путники. “Сайн, сайн!” – кивает. В колодце плавал мусор. “Ему-то сайн, а нам дизентерия” – сказал Миронов напарнику. И вдруг монгол на чистом русском, без акцента встревает: “Да нет, нормальная вода, не бойтесь!” Оказался выпускником пушкинского сельхозинститута, много лет жил в СССР.
Сергей Михайлович очень скучает по Монголии. Очень любит “Ургу” Михалкова: снято абсолютно достоверно. Несколько лет назад вместе с напарником Сашей Груздевым Миронов совершил “паломничество” в Монголию с видеокамерой. Теперь изредка, когда находится свободное время, он с удовольствием смакует отснятую там кассету.
В 1991 году урезали финансирование на полевые работы. Можно было остаться в НПО “Рудгеофизика”, сидеть и получать зарплату. Миронову было 38, он решил круто менять жизнь. Через год окончил Политех по специальности “СП и внешнеэкономическая деятельность”. В 1994-ом друзья и коллеги по бизнесу, компания “Возрождение Петербурга”, финансировали его избирательную кампанию: вместе хотели менять законодательство, совершенно не подготовленное к условиям рынка. Миронов стал автором первых законов о налоговых льготах для предпринимателей. Уже будучи депутатом ЗакСа, окончил Академию госслужбы при Президенте РФ и юрфак СПбГУ. От геолога до председателя российского Совета Федераций пролегла целая “долина зыбучих рек”. Но на память об ускользнувшей красоте остались чудные камни на рабочем столе, да неистребимая полевая закалка.
P.S. И все-таки в чем основной смысл его сегодняшней жизни? Ответить на этот вопрос можно либо красиво и пафосно, либо просто и искренне. Миронов выбирает второе. “Я все время ощущаю себя полпредом тех, кто меня знал в школе, в Горном, в армии, особенно в геологии. Тех, с кем и вместе сидели у костерка, ругали власть и говорили: какой бардак, доколе все это будет твориться! Мне повезло быть делегированным оттуда – сюда, во власть. Мне не стыдно при встрече со своими ребятами смотреть им в глаза, хотя они откровенно могут меня и поругать. Это главный критерий оценки моей работы. У меня, бывшего геолога, есть ощущение: в нашей стране, в различных местах, слоях общества кристаллизуется новая здоровая Россия. Потом эти кристаллы срастутся, и будет мощное, красивое, процветающее государство. Из маленьких кристаллов получается настоящая красота!”
Марина Полубарьева.
