Альтернативная служба

Насколько глубока инициированная президентом программа политической модернизации? Что значит в российских условиях “быть в оппозиции”? Возможно ли создание еще одной партии власти, “заточенной” под модернизацию страны? С этими вопросами “Итоги” обратились к лидеру “Справедливой России” и председателю Совета Федерации Сергею Миронову.

– Сергей Михайлович, нужна ли власти оппозиция в принципе?

– Подчас ситуация выглядит так, что не нужна. Особенно во время выборов и подсчета голосов. Но оппозиция, конечно, необходима. И чтобы было по кому сверять часы, и чтобы мыши не дремали. Игра в одни ворота никогда и нигде не давала положительных результатов. Можно привести и конкретные примеры. Если бы не оппозиция, приняли бы транспортный налог в первоначальном варианте. Это мы – оппозиция – заявили, что так нельзя. Мы выразили мнение граждан и общественных организаций, включая Федерацию автовладельцев России.

Руководство страны отлично понимает значение оппозиции и многопартийности. Президент в своем послании говорил об этом. И то, что Дмитрий Анатольевич после выборов 11 октября пригласил лидеров партий к себе на беседу, – подтверждение того, что ему хочется слышать разные мнения. Мы в откровенном разговоре высказали свои претензии по существующему избирательному законодательству. Многое из того, что мы сказали, потом прозвучало в президентском послании. “Справедливая Россия”, к примеру, предлагала запретить досрочное голосование и голосование по открепительным талонам, оснастить все участки прозрачными урнами…

– Но ведь не все предложения были приняты…

– Зато направление выбрано верное. Останавливаться нельзя. У нас есть претензии и к норме, которая дает при распределении мандатов дополнительные места победившей партии. Так называемая система Империали. Пусть та партия, за которую проголосовали люди, не прошла барьер, но почему поданные за нее голоса надо отдавать победившей партии? В Ненецком округе, к примеру, “Справедливая Россия” получила 10 процентов голосов на выборах в горсовет, но мандата мы не увидели – наш единственный “билет” достался “единороссам”. Президент, кстати, еще раньше предложил давать по одному мандату тем, кто близко подошел к думскому барьеру, но не взял его, набрав 5-6 процентов голосов. То же самое с региональными парламентами. Я давно предлагаю снизить проходной барьер до пяти, а то и до трех процентов. Тогда чаша весов качнется в сторону меньшинства, голос которого сейчас почти не слышен. Отрадно, что президенту пришлась по душе и наша инициатива ликвидировать сбор подписей. Но опять же, нужно идти дальше – отменять подписи на всех уровнях для всех зарегистрированных партий. Их всего семь, так чего же бояться?

– Вероятно, не очень хочется множить конкурентов?

– Но в одиночестве ­”единороссы” несут полную ответственность за все происходящее в стране. И рано или поздно, когда людей нынешняя ситуация, как говорится, достанет, претензии будут только к ним.

– То есть у вас сложилось ощущение, что президент намерен содействовать укреплению оппозиции?

– Конечно. Но оппозиция власти не должна быть самоцелью, критиковать власть только ради критики можно до бесконечности. Стране нужна реальная конкурентная борьба на политическом поле, и правила игры должны быть одни для всех. Именно эти принципы отстаивает президент – я знаю это из личного общения.

– А может ли появиться еще одна партия власти, “заточенная” под объявленный президентом курс на модернизацию?

– В нашей стране президенту лучше быть беспартийным. Его партийность могла бы поставить под сомнение тезис о том, что он – глава всех россиян. Ведь “партия” дословно – это “часть”. Часть народа. Но в свое время, если вы помните, выдвижение Дмитрия Анатольевича на пост президента поддержали несколько партий.

– Но ведь премьер-министр связал себя с конкретной партией – “Единой Россией”…

– Имиджевые потери из-за привязки к “Единой России” у Владимира Путина, наверное, есть. С другой стороны, его личный рейтинг по-прежнему высок, его трудно чем-либо поколебать. Думаю, что в определенном смысле премьер использует партию как большинство, готовое в любой момент взять под козырек. Что, кстати, они и делают.

– “Справедливая Россия” действует иначе?

– Мы генерируем идеи – будь то проблема пенсионного законодательства, жилищного строительства или налоговой политики. Руководство страны ждет сегодня от оппозиции конкретных предложений. Вот, например, наш альтернативный бюджет. Похоже, его хорошо изучили.

– Но все значимые поправки вашей партии в закон о бюджете не прошли.

– Тем не менее мы надеемся, что наши предложения хоть в какой-то части будут восприняты. Будет горько, если наша правота подтвердится, скажем, в середине будущего года. Тогда бюджет придется корректировать, а это затратно. Наша фракция в Думе проголосовала против нынешнего варианта бюджета, который мы считаем несбалансированным.

– Чем вы объясняете нервную реакцию думского большинства на демарш фракций, покинувших зал заседаний в знак протеста против итогов региональных выборов?

– Помните, какие тогда произносились слова? “Это непарламентский метод! Они срывают работу! У нас тут сложнейшие законы!” Потому что когда все голосуют, то и отвечать будут все. Кстати, если бойкот – это непарламентский метод, то почему сама “ЕР” им охотно пользуется? В Волжском – это город в Волгоградской области, где 300 тысяч жителей, – в местном законодательном органе “единороссам” не понравилось, что спикером может стать представитель нашей партии. В итоге члены “ЕР” просто не приходили на заседания. Бойкот – метод вполне парламентский. Его приходится применять, когда других аргументов не остается. Хотя нежелание работать с “чужим” спикером как-то не тянет на принципиальную идейную борьбу.

– Почему было решено так быстро прервать бойкот?

– Нельзя к таким вещам часто прибегать. Только по действительно серьезным поводам. Я не исключаю, что когда-нибудь это снова может случиться. К слову, мы тем демаршем добились своего – внесены изменения в регламент работы Думы. Теперь в начале заседания будет предоставляться пять минут каждой фракции для политического заявления. На ТВ-то оппозицию не сильно пускают. А так, может, хоть что-то покажут. Фракция “Справедливой России” вернулась в зал, как только получила заверение от руководства Думы, что оно пойдет на эти условия. Ведь в отличие от других партий мы не только имели претензии к результатам и ходу выборов 11 октября, но и были возмущены тем, что представителю нашей фракции вообще не предоставили слова.

– Сергей Михайлович, но вы согласны с тем, что ни у вашей партии, ни у других оппозиционных сил реального кадрового резерва практически нет? Наша элита монолитна, ибо сформирована она в годы президентства Владимира Путина и соответственно находится у или при власти.

– Конечно, многие из тех, кто составляет элиту, обязаны своим положением лично Владимиру Путину. Поэтому внутри элиты есть команда единомышленников, которые готовы помогать ему и дальше. Причем эта команда сформировалась не на основе личной преданности премьеру, это профессионалы, делающие одно дело. В назначениях Путин, как правило, не ошибался. Но и кадровый резерв – молодые и самостоятельно думающие политики, бизнесмены, учителя и ученые – в стране есть. Многим из них близки идеи “Справедливой России”.

– Вернемся к выборам. Удалось чего-то добиться по устранению нарушений?

– После региональных выборов 11 ок­тября заведены уголовные дела. По итогам же мартовских следствие уже закончено, но дела очень долго не передаются в суды. Только после встречи лидеров партий с президентом началось движение. Но, конечно, противодействие все равно будет. Ведь любое обличение в суде – удар по позициям “единороссов”. Уверен, что как только кого-то действительно осудят за фальсификацию результатов выборов, другие сразу же задумаются: а стоит ли рисковать?

Конечно, если бы оппозиционные партии во время выборов взаимодействовали, могли бы быть другие результаты. Особенно на региональном уровне. Но оппозиция не консолидируется, потому что есть на то свои причины. ЛДПР, например, – это филиал “Единой России”. Владимир Вольфович “договаривается” и по результатам этих договоренностей действует. Поэтому с ЛДПР консолидироваться невозможно. У КПРФ – иначе. Там руководство в лице Геннадия Зюганова не склонно к переговорам, чего нельзя сказать о рядовых и не очень рядовых членах партии. С ними у нас налажены контакты, есть определенные договоренности. Я убежден, что в ближайшей исторической перспективе КПРФ и “Справедливой России” предстоит объединиться на социал-демократических позициях.

– Может ли расколоться сама партия власти?

– Я не исключаю, что на определенном этапе “Единая Россия” может претерпеть какие-то изменения. Создание “клубов по интересам” внутри самой партии – патриотического, либерального и социального – проблем не решает. “Социальное” крыло, если уйти от персоналий, более всего близко нам идеологически. Я не исключаю, что после 2011 года (вряд ли это произойдет раньше), когда Думу изберут на пять лет, внутри “ЕР” все-таки могут пройти размежевания, и на ее месте возникнут две или три партии. Впрочем, посмотрим…

Источник: "Итоги" (Москва).-№50(704).-07.12.2009