В России отмечается день парашютиста

26 июля 2012

Ровно 82 года назад было положено начало массовому парашютизму в России (кстати, не могу не отменить, что сам парашют был изобретен в России – в 1911 года, однако, из-за бюрократических проволочек изделие не было запатентовано). Сейчас в России парашютные прыжки с самолетов и аэростатов исчисляются десятками тысяч, а прыжки с парашютной вышки – сотнями тысяч. Сам я не понаслышке знаю, что такое прыжки с парашютом, так как служил в ВДВ. Поэтому хочу рассказать об эпизоде, который оставил очень глубокий след на всю мою жизнь и который очень хорошо показывает, что такое ВДВ, а может быть и объясняет, почему я так горжусь, что служил в десанте и почему для десантника действительно свят и дорог его род войск.

В нашей роте служил парень, почему-то мне кажется, что звали его, как и меня, Сергей, и даже фамилия вспоминается – Морозов. По-моему, был он из Москвы. До армии он окончил швейное профтехучилище и был, наверное, портным. Естественно, попав в армию, узнав какая у него специальность, сразу же после карантина (то есть, после той же Герани) его определили служить на складе парашютно-десантной службы, где он занимался по своей профессии – на швейной машинке чинил, латал парашюты, различные детали к нему (купола и так далее), которые, конечно же, рвались после каждых учений.

Работа у него была не пыльная, он не посещал боевые занятия, даже, по-моему, в столовую ходил отдельно от нас. Мы его практически не видели, приходил он только спать в расположение роты. И вот, по-моему, это было то ли весной 73-го года, врать не буду, не помню, одним словом, должны были быть крупные учения, минимум дивизионные. Вдруг этот Серёга говорит: “Я хочу прыгнуть – скоро на дембель, а у меня всего три прыжка”. Ему говорит начальство: “Ты должен на площадке приземления парашюты собирать” (потому что во время боевых учений мы бросали парашюты на площадке, а не собирали их, как во время тренировочных прыжков). Но он настоял на своём. К сожалению.

Наступил день учений. Погода была хорошая, солнечная, тепло. Когда я выпрыгнул с Ан-12-го, лёг на поток, раскрыл купол, то увидел красивейшее зрелище – почти тысяча куполов в небе. Я быстро оглядывался: нет ли кого рядом, чтобы не сойтись. И вдруг услышал крик, причём, это не один человек кричал, а кричали сразу же несколько десятков, а может быть и сотен, а уже через долю секунды кричали все, потому что мы видели, как камнем к земле летит комок спутанных куполов и мы понимали, что ничего сделать нельзя. Было понятно, что там даже не один купол, а, как минимум, два.

Это значит – кто-то сошёлся в воздухе, кто-то кому-то пробил купол, и теперь надежда была только на то, что они смогут стропорезами отрезать запутавшийся купол, оттолкнуться друг от друга и открыть запаски. Перед самой землёй действительно вроде бы показался купол запаски, но было поздно. В ужасном состоянии мы приземлялись, но боевая задача – есть боевая задача. И площадка приземления должна быть покинута не более чем за 40 минут. Мы пошли в наступление. Учения длились, по-моему, трое суток. Уже вечером этого дня мы узнали, что наш сослуживец Серёжка Морозов погиб. Ещё мы узнали, что к нему в купол попал офицер, лейтенант, и он тоже погиб.  Но о том, что и как всё происходило, мы узнали на подведении итогов учений от нашего комдива – гвардии генерал-майора Спирина.

Вот что мы узнали, когда он, проглатывая комок слёз, в микрофон рассказывал нам, как всё это случилось.
Сергей выпрыгнул, купол раскрылся нормально, то ли следующая тройка “кораблей” шла чуть-чуть пониже, то ли ещё какие-то обстоятельства (так и осталось непонятным) – одним словом, неожиданно его купол пробивает другой парашютист, лейтенант (фамилии я, к сожалению, не помню). А у Серёжки это четвертый или пятый прыжок. Нас готовили к таким ситуациям и первое, что необходимо сделать, понимая, что твой купол пробит и смят и он уже не расправится, нужно перерезать стропы, отлететь в свободном падении и в чистом небе открывать запаску.

А Серёжка, увидев нештатную ситуацию, тут же дёрнул свою запаску. Купол лейтенанта тоже уже был раскрыт, он раскрылся автоматически, и два купола просто сплелись. Запаска Серёгина тоже примешалась сюда – это был огромный комок перкаля и капрона. У лейтенанта оставалась его запаска и он мог спастись, ему просто нужно было отрезать свои стропы, отбросить комок куполов вместе с Серёжкой и в чистом небе раскрыть свою запаску и тогда бы лейтенант остался жив. Но это был лейтенант Воздушно-десантных войск, и он поступил так, как и должен поступать настоящий офицер, настоящий десантник. Он не бросил Сергея, он стал пробовать вырезать запутавшиеся стропы и купола с тем, чтобы освободить свою запаску и отбросить купол своей запаски в сторону, при этом одной рукой он держал соскальзывающего на стропах Сергея.

Лейтенант боролся за обе жизни до конца, до земли. Перед самой землёй, как мы видели, он всё-таки успел выбросить запаску, но раскрыться она не успела. Сергей погиб сразу же, а лейтенант, когда к нему подбежал комдив, был ещё жив. Наверное, не было ни одной целой кости – удар был страшный, но он был в сознании. Тут же подлетел вертолёт.

Когда лейтенанта поднимали, он кричал, потому что любое движение приносило невыносимую боль. Комдив сел в вертолёт вместе с лейтенантом, и они полетели в Тбилиси – ближайшее место, где был мощный военный госпиталь. В вертолёте лейтенант потерял сознание, потом, видимо, от тряски вертолёта, пришёл в себя, открыл глаза (а за руку его держал комдив), увидел комдива, узнал его и сказал всего лишь два слова: “Не жалею!”.

Когда мы услышали это от комдива, у нас у самих комок в горле стоял, да, собственно, многие заплакали. Ужасно было жалко Сергея, жалко было лейтенанта, но что-то иное заставляло глаза наполняться слезами и челюсти наши сжимались так, что ходили желваки, потому что мы поняли, о чём не жалел лейтенант. А не жалел он о том, что выбрал профессию – Родину защищать – и выбрал Воздушно-десантные войска.

Ведь по-человечески в такой ситуации можно было сказать: “Да будь проклят тот день и час, когда я поступил в Рязанское десантное училище! Зачем я выбрал себе такую судьбу!” Но лейтенант сказал так, как сказал: “Не жалею!”