Был ли неизбежен Октябрь 1917-го

21 марта 2017

Недавно исполнилось 100 лет Февральской революции. Но 2017 год дает целую череду юбилейных поводов, связанных с событиями 1917 года. Поэтому представляется необходимым поразмышлять теперь уже по поводу уроков постфевральского развития, которое быстро несло страну к Октябрю 17-го. Конечно, история сослагательного наклонения не имеет. Октябрь 17-го – это данность, это неотъемлемая страница Истории нашего Отечества. Причем я готов настаивать: это великая страница! В то же время, если уж мы действительно хотим чему-то научиться на драматическом опыте событий столетней давности, надо пытаться объективно исследовать все существовавшие альтернативы, варианты и исторические развилки.

Когда слаба многопартийность

Не вижу смысла пускаться в подробное описание хроники тех бурных событий. Это все можно найти в учебниках, монографиях, да и в различных статьях, коих в эти дни публикуется множество. Общеизвестно, что свержение самодержавия в России привело к небывало сильной радикализации масс. Именно на почве радикальных общественных настроений в России возникла система двоевластия: с одной стороны, – Временное правительство под контролем либерально-буржуазных сил. С другой, – Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов (Петросовет), где поначалу доминировали эсеры и меньшевики. Такому политическому “тяни-толкаю” двигать огромную страну вперед было очень сложно. “Россией правил “митинг” со всей его митинговой психологией, а вовсе не серое, честное, культурное и бессильное Временное правительство”, – писала в своих дневниках поэтесса Зинаида Гиппиус. И, пожалуй, это была весьма точная характеристика тогдашней обстановки в стране.

Вопрос вопросов в том, почему вырвавшуюся на свободу колоссальную энергию масс, эдакую, выражаясь словами русского философа Семена Франка, “всероссийскую пугачевщину XX века” не смогла оседлать ни одна политическая сила, кроме большевиков, которые в Феврале вообще-то начинали почти с нуля – всего-то с 20 тысяч членов партии? Есть много причин. Но, на мой взгляд, одна из главных в том, что к 1917 году в России еще не было по-настоящему зрелой парламентской демократии и многопартийности. Политическое пространство было ужасно раздроблено. Существовало 50 партий, но в основном это были политические карлики. Ну а все более-менее крупные партии переживали кризис. Лихорадило партию кадетов, в которую хлынули, словно в убежище, наспех перекрасившиеся, монархисты. На целых три резко отличавшихся друг от друга части – правых, левых и центристов – разделились эсеры. Нечто невообразимое творилось с меньшевиками. У них то и дело возникали новые группировки: “интернационалисты-мартовцы”, “интернационалисты-“новожизненцы”, “революционные оборонцы”, “крайние оборонцы” и т.д. Плюс к тому народилась куча “самостийных” печатных изданий, которые боролись в значительной степени сами с собой.

Если добавить в этот “компот” еще и организации анархистского толка – анархо-коммунистов, анархо-синдикалистов, анархо-универсалистов и т.д. – то становится понятно, что политики и политиканы тащили страну в самые разные стороны, но только не туда, куда нужно было народу.

 Стабилизаторы социальных катаклизмов

Мне представляется уместным напомнить, что Октябрь 17-го (на фоне Первой мировой войны и распада четырех империй) сдетонировал целый ряд революций в других странах – в Германии, Австрии, Венгрии, Турции и т.д. Известны попытки копирования советско-большевистской модели: Баварская, Венгерская, Словацкая советские республики. Но век их был очень короток. Практически повсеместно постреволюционную ситуацию брали под контроль либо коалиционные правительства с сильной социальной ориентацией, либо правительства социал-демократические. Германию курсом социальных реформ стала пытаться вести СДПГ во главе с известным социал-демократом Фридрихом Эбертом. В Австрии на выборах тоже победили социал-демократы во главе с Карлом Реннером, который стал федеральным канцлером. Ну а вот, скажем, в Швеции революции вообще не было и даже короля не свергали, но на фоне общего всеевропейского полевения к власти пришли социал-демократы во главе с Карлом Брантингом. Пришли на долгие десятилетия, в ходе которых они сумели выстроить ту самую “шведскую модель”, которая теперь признается одним из мировых образцов в сфере социальной справедливости.

То есть именно парламентская демократия и сильные партии (в том числе социал-демократические) сыграли роль своего рода стабилизаторов, позволяя обходиться без перерастания конфликтов в кровавые гражданские войны. И только в России народ пошел на большевистский эксперимент, не очень понимая, что такое “диктатура пролетариата” и чем она обернется на деле.

Удобно для бюрократии, опасно для страны

Размышляя над уроками 1917 года, невольно проводишь параллели с сегодняшним днем: а все ли правильно у нас сейчас идет с развитием многопартийности? Последние думские выборы показали, что обилие мелкой партийной “рыбешки”, порожденное чрезмерной либерализацией партийного законодательства, сбивает с толку избирателей, мешает пониманию, где серьезная оппозиционная партия, а где подставная “пустышка”. На выборах было не менее 8 партий-спойлеров, которые оттягивали голоса у СР, и утянули (по нашим оценкам) их до 15%. Ясно, что это изощренная политтехнология. Но идет ли она на пользу развитию демократии? Нет, конечно!

Я не собираюсь бросать никаких камней в огород коллег из “Единой России”. Они выиграли думские выборы, и мы, справороссы, это признаем, хотя и считаем, что правила выборной борьбы можно и нужно делать справедливее. Никто у нас не может отнять права напоминать об исторических уроках и, в частности, о том, что политические модели с безраздельным доминированием “партии власти” и сведению к роли “статистов” всех остальных – это штука удобная для решения текущих задач бюрократии, но в критические моменты очень уж опасная и уязвимая. Все мы прекрасно помним, как быстро и безвольно разваливалась в 1991 году такая махина, как КПСС. Ну а если вернуться в 1917 год, то не уйти от вопроса: куда вдруг “растворились”, словно призраки, такие “столпы монархии”, как черносотенный “Союз русского народа”, “Союз Михаила Архангела”, “Союз 17 октября”?

Полагаю, что нам целесообразно вернуться к Закону о партиях и признать: перемудрили с ним в 2012 году на фоне “болотных” страстей! Либерализация партийной системы была нужна, но не такая прямолинейная. А если уж подходить стратегически, то все-таки надо думать о решениях, которые бы постепенно вели Россию к эффективной, испытанной многими развитыми демократиями 2-3-партийной системе (с обязательным присутствием сильной социал-демократической партии!). Уверен: рано или поздно мы к этому придем.

Хорошо, что не объявили “немецким шпионом”

Исторические параллели просто-таки сами рвутся в нашу жизнь. Пишу эти заметки и одновременно вынужден отвлекаться на прочтение большого пакета публикаций в “Независимой газете”, где в которой раз предрекается “политическая смерть” “Справедливой России”. Мы привыкли спокойно относиться к таким публикациям. Во-первых, потому что сами знаем свои слабости лучше других, но знаем при этом и сильные стороны. Во-вторых, цели-то тут “шиты белыми нитками”: попытаться ослабить СР перед президентскими выборами, заставить поубавить активность в проведении “неудобных” законопроектов и т.д. Ничего не выйдет! Развитие СР идет непросто, но мы уже 10 лет как существуем, трижды проходили в Госдуму, имеем фракции в 52 региональных ЗАКСах. Кто-то провоцирует нас, запуская бредовую ложь, будто бы я лично заявлял о “закрытии” СР. Но это же смехотворно!

Впрочем, ничто не ново в этом мире! Все эти “технологии”, увы, всегда присутствовали в политике. В 1917-м все делалось куда жестче. Вспомним, как обошлись с тем же В. Лениным, когда в июле 1917-го его объявили “немецким шпионом”. И злую публикацию в газете “Живое слово” сварганили. И нашли какого-то прапорщика, вернувшегося из плена и неведомо каким образом якобы узнавшего что “немцы финансируют большевиков”. Ко всему этому присовокупили еще и копии “секретных телеграмм” (их, как позже выяснилось, “соорудил” один французский контрразведчик). Все это дело развалилось (причем на официальном, юридическом уровне) уже к осени 1917-го, что не мешает либеральным публицистам и историкам до сих пор мусолить его в своих целях. Но самое главное, что тогда, в 1917-м, “компромат” так и не подорвал авторитет Ленина и РСДРП (б) в глазах широких масс. Скорее наоборот!

Хуже получилось с лидером эсеров В. Черновым, которого в июле 17-го тоже пытались опорочить через вброс в одной из либеральных газет о том, что он “пораженец” и якобы “работает на немцев за деньги”. Эта история менее известна, чем ленинская, но она тоже поучительна. Дело в том, что у Чернова и его коллег была хорошая программа “крестьянского социализма”, которую они даже воплотили в 14 конкретных законопроектов. Когда Чернов стал активничать в плане проведения их через Временное правительство, помещичье-дворянское лобби начало травлю лидера эсеров.

В отличие от Ленина, Чернов был не таким несгибаемым бойцом. Он согласился отложить рассмотрение своих законопроектов на потом, до Учредительного собрания (УС). Ну и что в итоге? Как вспоминал в своих “Записках революционера” известный меньшевик, член исполкома Петросовета Н. Суханов: “Мужички, окончательно потерявшие терпение, начали решать аграрный вопрос своими методами. Их нельзя было больше мучить неизвестностью. К ним нельзя было обращаться с речами об “упорядочении земельных отношений без нарушения существующих форм землевладения”. Они делили и запахивали земли, резали и угоняли скот, громили и жгли усадьбы… Это были уже не “эксцессы”. Это – волны, которые вздымались и растекались по всей стране”.

Чем хуже, тем лучше?

Еще одной существенной причиной того, что ситуация в постфевральской России не только не успокаивалась, а лишь накалялась, была косная и твердолобая позиция тогдашней буржуазной элиты. Когда читаешь воспоминания той поры, поражаешься иррациональности иных действий и решений. Иногда кажется, что многое делалось по принципу “Чем хуже, тем лучше”. В воспоминаниях того же Чернова рассказывается о ряде мероприятий, на которых делегаты от рабочих ставили вопрос о введении 8-часового рабочего дня, социального страхования, повышения зарплат и т.д. Крупные промышленники стояли, как скала: “Это все несвоевременно, требования рабочих чрезмерны”. Но грознее всех, как вспоминает Чернов, высказался один из “королей” промышленности П. Рябушинский: “Возможно, для выхода из ситуации нам потребуется обнищание народа. Нужно, чтобы костлявая рука голода схватила за горло всех этих фальшивых “друзей народа”, все эти демократические Советы и комитеты”. По сути, это была публичная угроза применить массовые увольнения, закрытие производств, саботаж продовольственных поставок и т.д. Беда в том, что в дальнейшем эти угрозы уже стали не угрозами, а реальной политикой реакционеров, не желавших поступаться ни копейкой из своих огромных прибылей.

И что оставалось делать рабочим, понявшим, что никаких уступок им не видать? Только одно – сжимать кулаки, копить ненависть в сердце, избирать большевиков в Советы, а самим вступать в отряды Красной гвардии.

Поспешали медленно

А. Керенский в своих мемуарах оправдывался: “Февральская революция не только не медлила в своем стремлении удовлетворить революционное нетерпение масс, но она в этом своем стремлении подошла к самому краю пропасти. В той исторической обстановке, в условиях военного времени, больше дать государство (хотя бы и в сто раз революционное) никаким массам не могло”. В общем-то, это банальное самооправдание обанкротившегося политика. С позиций наших сегодняшних знаний о той эпохе понятно, что на самом деле “к краю пропасти” подвело Россию именно желание власть имущих “поспешать медленно”. Решение всех важных вопросов неизменно откладывалось “до Учредительного собрания”. Казалось бы, ну, коль уж вы, господа, так уповаете на этот судьбоносный орган, то форсируйте его созыв, бросьте все на его скорейшую подготовку! Как бы не так! Работа над законом о выборах растянулась на целых 7(!) месяцев. Мне, как профессиональному законодателю, абсолютно ясно, что на подготовку 50-страничного документа с лихвой хватило бы 2-3 недель. Тем не менее, власти только в июне созрели до конкретики и назначили выборы в УС на 17 сентября.

Я согласен с теми исследователями, которые видят за той волокитой меркантильные интересы. К примеру, тем же помещикам, понимавшим, что конфискация их земель все-таки неизбежна, важно было выиграть время. Кто-то пытался успеть “снять сливки”, вырубив ценные леса, продав породистый скот и механическое оборудование. Кто-то торопился заложить свои наделы или продать их иностранцам. Шел вывод огромных капиталов из страны. Самые “дальновидные” представители так называемой элиты вовсю создавали “запасные аэродромы” за рубежом. Ах, как нам знакомо многое из этого по дням сегодняшним, по потребительскому отношению к своей стране иных нынешних “хозяев жизни”, которые сейчас занимаются, в сущности, тем же самым! Ничего-то они из нашей Истории не поняли, ничему не научились!

Какой дурак стал бы делать революцию?

Один из роковых фактов состоит в том, что и в сентябре Учредительное собрание по формальным причинам созвано не было. Выборы в него прошли уже после того, как большевики взяли власть и упредили все, что должна была решать “учредилка” (так ее в итоге стали с неким пренебрежением называть). По книгам и кинофильмам советской поры мы узнавали о матросе Железнякове и его возгласе “Караул устал!”, которым и было разогнано “сборище прихвостней буржуазии”, не признавших ленинский Совнарком.

Правда, во времена СССР нам не рассказывали, что эти “прихвостни” вообще-то начали свою работу с пения “Интернационала”, что в составе УС оказалось более 85% социалистов всех мастей (включая 22% большевиков) и т.д.

Вообще говоря, трудно гадать, что получилось бы из Учредительного собрания, если бы ему дали поработать. Может, это и стало бы реальным механизмом для перехода от революции к эволюции, а может, все свелось бы к очередной “говорильне”. Этого мы уже никогда не узнаем. Так или иначе, но я, как социал-демократ, не могу не видеть в разгоне всенародно избранного демократического института несмываемый исторический грех большевиков.

Вместе с тем, не менее тяжкая историческая ответственность лежит на тех, кто допустил столь роковое опоздание с созывом Учредительного собрания. Давайте попробуем представить хоть на минутку, что февральским “вождям” хватило бы политической воли собрать УС, как они и обещали, в сентябре. Где были бы большевики и Ленин? Рискну предположить, что, отбросив свое обычное презрение к “буржуазному парламентаризму”, они, как миленькие, заняли бы со своими 22% полученных голосов места на парламентских скамьях и приняли на себя роль весьма сильной оппозиционной партии.

Предвижу возражения: дескать, большевики “только и думали о вооруженном захвате власти”. А вот и не так! Можно в чем угодно обвинять Ленина и его соратников, но только не в отсутствии прагматизма. Сошлюсь на одну важную оценку Ленина, данную им в 1920 году в одном из выступлений. В нем он, полемизируя с эсерами и меньшевиками, сказал: “Разве с февраля до октября 1917 года, вы не были у власти, когда вам помогали и кадеты, и вся Антанта, все самые богатые страны мира? Тогда вашей программой было социальное преобразование без гражданской войны. Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошёл бы на революцию, если бы вы действительно начали такую социальную реформу? Почему вы этого не сделали?”

Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз! Выходит, Ленина и его соратников в принципе устроил бы мирный социал-реформаторский вариант, если бы необходимые условия для этого были своевременно созданы. И тогда у нас с вами, возможно, была бы совсем другая История.

Не отстать от “поезда Истории”

Интересно, что и сегодня находятся политики, пытающиеся разыгрывать тему Учредительного собрания не как историческую проблему, а как политическую. В 2011 году лидер “Яблока” Г. Явлинский удивил заявлением, что, мол, нынешняя государственная власть “нелегитимна” и потому надо все начинать заново – с созыва Учредительного собрания. Тут можно только припомнить афоризм про то, что “в одну реку дважды войти нельзя”.

Другое дело, что полезно бы сделать выводы из Истории на предмет того, как опасно затягивать формирование важнейших демократических институтов. И в этом плане у нас есть не надуманная проблема с новой “учредилкой”, а иная непонятно почему отложенная в долгий ящик проблема. Я имею в виду Конституционное собрание, которое предусмотрено ст. 135 Конституции РФ. Вот уже почти четверть века наша Конституция служит прочным фундаментом государственности. Но за эти годы все-таки накопились вопросы, возникла нужда в определенных поправках, внести которые без Конституционного собрания невозможно. А у нас даже Федерального закона о нем за два с лишним десятилетия так и не создано. Это очень серьезный вопрос, затяжка с которым непростительна. Мы что – против того, чтобы Конституцию делать более совершенной, лучше отвечающей вызовам эпохи? Знаю, что кое-кто боится отмены запрета на формирование государственной идеологии, что давно предлагаю сделать я. Понятно, что кое-кому хотелось бы, чтобы конституционная статья о социальном государстве оставалась декларативной, и чтобы в Основном законе ни в коем случае не появилось чего-то способного на деле ограничивать нынешнее позорное социальное расслоение общества. Но если встать на позицию стратегических интересов общества и государства, все это, как и многое другое, надо делать! Совершенствовать нашу Конституцию надо непременно в том числе для того, чтобы, если – не дай Бог! – наступит некий критический момент, не оказаться в роли отставших от уносящегося вдаль “поезда Истории”. Так же, как это произошло кое с кем в 1917-м.

 В поисках справедливости

Итак, был ли Октябрь 1917-го неизбежен? Я полагаю, что он не был неизбежен по крайней мере, до контрреволюционного Корниловского мятежа (конец августа), после которого массы окончательно разуверились в способности правительства Керенского дать России мир и начать решать самые главные вопросы, стоящие перед страной. Он еще не был неизбежен даже в сентябре, когда в среде умеренных эсеров вдруг возник план “однородного социалистического правительства” с участием большевиков. Ленин, кстати, горячо поддержал эту идею и публично заявлял, что именно в союзе эсеров, меньшевиков и большевиков ему видится гарантия от возможной гражданской войны. Хотя ленинцы уже вели подготовку к вооруженному восстанию, “вождь пролетариата”, видимо, был готов рассматривать менее рискованные варианты. Однако “искра компромисса” вспыхнула, словно спичка, и погасла.

К началу октября 1917-го точка невозврата была пройдена. Есть немало историков и публицистов, которые пытаются навязывать представление об Октябрьской революции как о банальном перевороте, “заговоре кучки злодеев большевиков”. Такой подход способен лишь извратить и опошлить важную страницу отечественной Истории, а заодно унизить народ, который был главной движущей силой революции. Лучше всего об этом сказали не Ленин, не его соратники, не идеологи и историки советской поры. На мой взгляд, самые яркие высказывания о сути и природе Октября – как ни странно – принадлежат некоторым оппонентам и даже врагам большевиков, которые пришли к своим умозаключениям через драматическое переосмысление пережитого.

Бывший кадет и монархист Петр Струве уже в эмиграции писал: “Логичен в революции, верен ее существу был только большевизм, и потому в революции победил он”. Философ Лев Карсавин был выслан большевиками из России в 1922 г. и не имел оснований преуменьшать их вину за случившееся. Тем не менее он считал, что в действиях большевиков как бы воплотились некоторые существенные мотивы народной воли: “жажда социального переустройства и социальной правды, инстинкты государственности и великодержавия”. Емкую оценку Октябрю 17-го дал и философ Иван Ильин, признавший, что “сколь бы разрушительны и свирепы ни были проявления революции”, народ пошел за большевиками “в смутных поисках новой справедливости”.

Да, нравится это кому-то или нет, но таков был выбор народа. Это надо признать. И, конечно, нынешние политики должны извлекать уроки из ошибок и трагедий прошлого, чтобы больше никогда не загонять страну и общество в такие тупики, из которых можно выбраться только ценой революции, а затем еще и страшных жертв братоубийственной гражданской войны.
Источник: “Российская газета” (Москва) . – 21.03.2017