Сколько партий нужно России?

2 ноября 2005

Парламент – это не только “фабрика законов”

Нынешний год – год 100-летия российского парламентаризма. Юбилей, конечно, солидный, но надо отдавать отчет, что эволюционное развитие парламентаризма неоднократно в России прерывалось, и при царизме, и уж тем более в годы советской власти.

Заметим, что избранный в 1937 году Верховный Совет СССР за 50 лет своего существования принял всего 79 законов, а сейчас в Федеральном Собрании ежегодно статус законов приобретает более 300 законопроектов. За последние десять лет была проделана огромная законотворческая работа по созданию правовых основ современной экономики и политической системы.

И хотя парламент – относительно новый для нашей страны политический институт, его укоренение в российской жизни – уже существенное достижение на пути к реальной демократии. Процесс создания эффективной системы взаимоотношений обеих палат российского парламента – Совета Федерации и Государственной Думы – с президентом, с исполнительной и судебной властью продолжается. Так, несмотря на то, что за десятилетие порядок формирования Совета Федерации менялся уже трижды, в обозримой перспективе назревает переход к выборности его членов.

В целом же парламент смог стать мощным фактором стабилизации нашего общества, так как это не только “фабрика законов”, но и арена, на которой решаются многие политические проблемы. Политические дебаты с площадей и улиц переместились в стены Федерального Собрания, и это нормально. Поэтому возникающие разговоры о превращении Государственной Думы только в законотворческую палату, сворачивании ее публичных политических функций мне кажутся опасными. Если это произойдет, политика вновь вернется на улицу, что, может быть, и эффектно для телевизионной картинки, но малоэффективно для развития страны.

Тем не менее социологические замеры дают законодательной власти по сравнению с исполнительной более низкий рейтинг доверия населения. Пока для населения роль и значимость законодательной ветви власти не так очевидна, как исполнительной. И это не только дань традиции (как известно, в России строгость законов часто компенсировалась их несоблюдением), но и показатель реальной ситуации в стране. Эта реальность в том, что доминирующий центр власти в России – это власть исполнительная. Я думаю, нет необходимости говорить здесь, что любая явно выраженная диспропорция в системе разделения властей чревата если не авторитаризмом, то коррупцией и другими патологиями управления.

Между тем представительная, законодательная власть – это депутатские собрания разных уровней, от федерального до муниципального, выступающие в качестве противовеса исполнительным структурам для достижения оптимального баланса в соблюдении интересов граждан.

А сила законодательных органов именно в компетентности депутатского корпуса и в пропорциональном представительстве в них основных политических течений.

Ведь общество неоднородно, рядом уживаются и сосуществуют разные социальные группы со своими интересами и проблемами, со своим пониманием того, какой должна быть жизнь и проводимая властью политика. Неизбежно, что воронежский крестьянин и буровой мастер из Тюмени по-разному смотрят на вопросы энергетической политики или защиты отечественного сельхозпроизводителя.

Если разные позиции представлены только в обществе, без выхода в политическую систему, оно превращается в кипящий котел без клапана. Но если дискуссии проникнут на уровень исполнительной власти, ее работа будет парализована. Парламент может и должен быть тем местом, где из многих частей синтезируется современная национальная идея как основа и законодательной работы, и всей политики государства.Если многопартийность не вырастает из реальных потребностей людей, а строится искусственно, это ведет только к одному – к росту протестных настроений. Не случайно по всей России так популярен кандидат “Против всех”, не случайно активизируются радикальные силы, вроде национал-большевиков. Это естественная реакция на то, что в рамках правил политической игры некоторые избиратели не находят выразителей своих истинных интересов.

Если же политическая система монополизирована, власть просто не в силах адекватно реагировать на те проблемы, которые актуальны для граждан. И государство начинает заниматься совсем не тем, чего ждут от него люди: воевать за Маньчжурию вместо решения острейшего земельного вопроса, как 100 лет назад, поворачивать сибирские реки, не замечая пустых полок в магазинах, как четверть века назад, выводить из экономического оборота сотни миллионов нефтедолларов, несмотря на огромную потребность инвестиций в экономическую и социальную сферы.

Почему граждане России скептически относятся к партиям?

Это недоверие имеет свои причины, в том числе и исторические: неудачный опыт партийного представительства в начале XX века, затем длительная советская однопартийность. Сегодня популярна знаменитая ирония: мол, какую партию ни строй, все равно получится КПСС. Этот скепсис необходимо преодолевать. Мировой опыт доказал: все демократические режимы основаны на конкуренции между партиями.

У нас партия действительно пока не слишком авторитетная форма гражданской самоорганизации. Конечно, мы живем в условиях многопартийности очень мало – свободные альтернативные выборы впервые прошли только в

1989 году. Партийная идентификация не является определяющей для большей части наших сограждан в их повседневной жизни, проявляется зачастую только в день выборов и часто еще носит эмоциональный, сиюминутный характер.

Тем не менее и представительный парламент, и партии стали неотъемлемым атрибутом нашей политической реальности. Понимание, что реальная многопартийность – гарантия от общественного “застоя” и от неизбежного затем кризиса, последовательно, начиная с 2000 года, демонстрирует в своих Посланиях Федеральному Собранию президент страны Владимир Путин. Становление политической системы страны на основе развития массовых партий -историческая закономерность.

Если мы искусственно, для удобства работы парламента, заведомо отсекаем от доступа в него какие-то социальные группы, они ведь после этого не растворятся в воздухе вместе со своими проблемами. Просто вместо легального, политического пути они начинают искать путь не политический и не вписывающийся в установленные законы.

Европейская модель демократии в отличие от англосаксонской умеет работать с большим количеством партий. А избирательные законы призваны максимально отражать реальную политическую структуру общества. Не копируя форму, не мешало бы взять на вооружение принцип. Иначе нас ожидает “зачистка” политического поля от одних партий и искусственное “надувание” других, точнее – другой…

Партии и борьба за власть

В развитии многопартийности, демократии мы, как и во многом другом, проходим “экстерном” те науки, которые другие страны проходили веками. Российская демократия, родившись на площадях в момент развала СССР, носила, как говорят, плебисцитарный характер. Введение смешанной – пропорционально-мажоритарной – системы выборов в Государственную Думу породило быстрое создание огромного количества общественных образований, названных партиями. По максимуму, по-моему, было зарегистрировано 184 партии! Не вдаваясь в детали, согласитесь, что с точки зрения здравого смысла – явный перебор. После принятия в 2001 году Федерального закона “О политических партиях”, который регламентировал формальные требования к партийным структурам и процедуру их участия в выборах, их число заметно сократилось, сегодня, по данным Федеральной регистрационной службы, их осталось 37. Следующий год – переходный, партии будут проверены по их общей численности, количеству и численности их региональных отделений. Останутся те, которые имеют более 50 тысяч членов в более чем 45 регионах.

Но я бы хотел подчеркнуть, что дееспособность партии определяется не столько формальными показателями, сколько способностью реально участвовать в борьбе за власть на всех ее уровнях. А таких партий, которые в течение последних двух лет систематически участвуют в региональных выборах, не так много -чуть больше десятка.

В последнее время мы видим сознательное вытеснение малочисленных партий из участия в избирательном процессе путем повышения проходных барьеров. Есть опасения, что вопреки обещаниям приведет это не к стабилизации системы, а к ее стагнации из-за политической монополии на власть определенных сил. Народ уже поднаторел в тонкостях политической борьбы и интриги, понимает, кто в действительности контролирует ситуацию, являясь этакой “политической закулисой”. Фактический контроль исполнительной власти и за избирательным процессом, и за деятельностью’ партий, постоянное изменение правил игры для партий также не способствуют признанию избирателями и гражданами партий как реальных субъектов политического процесса.

Поэтому бороться следует не столько за неизменность правил, сколько за отсутствие заведомых преференций для кого бы то ни было. Пока политологи спорят о сценарных моделях развития нашей партийной системы – англосаксонская или континентальная? – практики на местах с административным рвением “не по разуму” возрождают отечественную традицию искоренения инакомыслия.

А уж усердие чиновников исполнительной вертикали по поддержке так называемой партии власти всеми законными и незаконными способами – притча во языцех!

Важно понимать, что выборы и многопартийность сами по себе – это еще не гарантия демократичности общества. Демократия в первую очередь – это честные конкурентные выборы и свобода слова, независимый суд, разделение властей, сильные партии, прозрачная власть, эффективный федерализм и развитое местное самоуправление, и список этот можно продолжить.

Много говорилось о том, что “Единая Россия” должна стать коммуникатором между президентом, его курсом и гражданами. Предполагалось, что “ЕР” канализирует массовую поддержку курса, проводимого В. Путиным, и тем самым станет гарантом от возможных потрясений. Для сравнения: как бы сегодня ни оценивать события начала 90-х годов, нельзя не признать, что “Демократическая Россия” была реальным механизмом аккумуляции низовой поддержки Борису Ельцину. В то же время “ЕР” в восприятии большинства населения так и остается “партией чиновников”.

Размышляя над этим, мы еще раз приходим к мысли о том, что возможности “политического конструирования сверху” весьма ограничены, а так называемые политтехнологии не всесильны.

Особенно беспокоит сегодня политический процесс на региональном и муниципальном уровне.

Первая опасность заключена в том, что внутри самой “ЕР”, видимо, крепнет убеждение, что никакой второй и тем более третьей партии стране не надо.

Вторая опасность: многие региональные власти считают возможным безнаказанно снять с дистанции любого участника выборов, наблюдателей не допустить к подсчету голосов, а сами результаты голосования “пересчитать как надо”.

Избиратель прекрасно понимает, что создается система, при которой начальство всех уровней отчитывается перед вышестоящими инстанциями о результатах выборов по принципу “победителей не судят”.

Все это совершенно искажает замысел президентской реформы партийно-политического представительства в современной России. Необходимые меры по укреплению “ЕР” на этапе ее становления как партии вовсе не означают, что мы хотим установления полной ее монополии.

Кроме того, для меня очевидно, что стремление сохранить любой ценой только одного лидера избирательного процесса, устранить возможных конкурентов любыми способами ведет не столько к стабильности системы, сколько сначала к ее застою, а потом – и очень быстро – к радикализации. Политическая конкуренция столь же необходима, как конкуренция экономическая, но я вижу тенденцию к формированию партии-государства, к моноцентризму, по сути к реинкарнации “руководящей и направляющей”. Особенно это заметно на местном уровне.

Боюсь, что в непрерывном политическом конструировании некоторые политические “конструкторы” зашли слишком далеко. Вместо того чтобы поддерживать дееспособные партии, формировать благоприятную среду для их развития и для политического участия граждан, практикуется прямо противоположное.

У всех на глазах разворачиваются настоящие бои за партийные “бренды”: чья “Родина” “роднее”, кто истинный, а не мнимый “защитник пенсионеров”? И выясняется это почему-то не на съездах и конференциях партий, а в районных судах, в органах государственной регистрации, а то и просто в кабинетах чиновников высокого ранга. В итоге побеждает тот, кто сегодня “ближе к начальству”. А начальство сегодня милует, а завтра гневаться изволит…

Последствия могут быть губительны и для общества. День ото дня демонстрируется, что партии – это лишь объект виртуальных манипуляций и субъект виртуальной реальности, а не социальных отношений.

Всем известно выражение “Государство сильно свободой своих граждан”. Если же оно подавляет эту свободу, то неизбежно разваливается, поскольку не поддерживается своими гражданами. И не помогли ни лагеря, ни танки, ни тоталитарная система хозяйствования.

Нам нужна реальная многопартийность

Считаю, что наше общество нуждается сегодня в другом – более высоком уровне политической просвещенности и политической компетентности и – как следствие – в реальной многопартийности.

В этой связи не могу не коснуться того, что сейчас происходит с Партией пенсионеров. Некоторые СМИ утверждают, что за этим стоит попытка создать двухпартийную систему. Как известно, двухпартийные системы считаются более стабильными.

Но лично я уверен, что в России сейчас и в ближайшее время это не реально, а главное -не нужно. Двухпартийная система возникла и существует в обществах гомогенных, однородных. Россия остается обществом многосоставным и в социально-экономическом, и в этническом, и в идеологическом контексте. Такое общество может быть демократическим, только когда будут учтены интересы всех сегментов, всех социальных групп. Нас же хотят убедить, что почти треть избирателей, голосующая за партии, не проходящие в Государственную Думу, не должна рассчитывать на выражение своих интересов.

Нельзя, прикрываясь мифической двухпартийностью, лишать права на политическое представительство какие бы ни было группы и слои. Непарламентская партия тоже может быть полезна для общества.

На мой взгляд, политические ожидания российского общества все больше связываются с реальной, а не квазимногопартийностью. Если мы говорим о том, что в современном обществе люди должны иметь выбор во всем, то это, несомненно, касается и выбора своего политического представительства, возможностей испытать себя участием в реальных делах государства с близкими по убеждениям соратниками.

Я полагаю, что деление партий на парламентские и непарламентские довольно условно. Как учитывать тот факт, что Российская партия ЖИЗНИ имеет депутатов в законодательных органах власти в 37 регионах России и свои фракции в 7 региональных парламентах? Кроме того, формально говоря, членами нашей партии являются почти два десятка членов Совета Федерации – одной из палат российского парламента.

Сегодня в рядах Российской партии ЖИЗНИ более 100 тысяч человек, и естественно, что в перспективе мы планируем участие в грядущих выборах в Государственную Думу. При этом в своей работе мы следуем принципу “привлекать избирателя программой”; и в этом плане партии ЖИЗНИ есть что предложить избирателю и на федеральном уровне, и на региональном. Что касается программных положений партии, то мы рассчитываем на принципиальную новизну многих документов, которые уже разработаны РПЖ.

Так, заслуживает, на мой взгляд, внимания предложенная партией “Концепция демографической политики России в XXI веке”, программы “Образование XXI века”, “Живая земля”, “Здоровье нации”, партийные разработки в области местного самоуправления. Хотелось бы подчеркнуть, что эти программы носят не декларативный характер, в них сконцентрирован реальный опыт и конкретные механизмы решения наиболее острых проблем нашей страны.

Источник: ("Литературная газета" (Москва).-02.11.2005.-№046-046.-с.1,2)