21 ноября 2011
Первый номер федерального списка кандидатов в депутаты Госдумы шестого созыва от “Справедливой России” Сергей МИРОНОВ первым из лидеров политических партий откликнулся на приглашение принять участие в редакционной летучке “Новых Известий”. В беседе с журналистами “НИ” он рассказал, с чем его партия идет на предстоящие парламентские выборы, поделился своими опасениями о том, чем грозит стране политический монополизм, при каких условиях он намерен выдвинуть свою кандидатуру на предстоящих выборах в президенты РФ и какие примет первоочередные меры в случае его избрания на высший государственный пост.
– Сергей Михайлович, как часто вам удается самому просмотреть прессу или узнаете обо всем через помощников? И как вы оцениваете нынешнее состояние прессы?
– Каждый день я “вживую” просматриваю несколько газет. Часто, когда читаю дайджесты, прошу газету, потому что мне интересно посмотреть, как она там спроецирована. Мне нужно понять, какое впечатление газета произвела на читателя, потому что это очень важно. Видна ангажированность некоторых СМИ относительно кого бы то ни было, видна попытка так называемой “объективности”, а у некоторых видна настоящая заинтересованность в объективной оценке. А с точки зрения освещения выборов радует, что многие газеты не боятся публиковать нюансы, связанные с использованием административного ресурса.
– Поменялось ли ваше отношение к СМИ с того момента, как вы возглавили Совет Федерации, до сегодняшнего дня?
– Нет, с точки зрения оценки средств массовой информации у меня ничего не поменялось. Но другое дело, что, как находясь во власти, так и сейчас, и печатные издания, и электронные либо находятся в рамках самоцензуры, либо существуют в какой-то реальной парадигме цензуры. Поэтому не все могут себе позволить, что хотелось бы. Иногда даешь какое-то интервью, оно проходит редактирование, потом его дают мне, но определенные пассажи не включены. Я начинаю вписывать их туда, и только потом они выходят. Бывает наоборот, когда перестраивают какую-то фразу с определенным уклоном. Потом читаю и думаю: “Неужели я так сказал?”. Поправляю, как на самом деле я должен был сказать. И все равно иногда проходит какой-то мусор. Но с точки зрения оценки работы СМИ ничего не поменялось.
– То есть, даже когда вы были председателем Совета Федерации, вас все равно правили?
– Конечно, правили. Это так называемое “улучшение”. Но это относится в большей степени к электронным, прежде всего телевизионным, СМИ. Дело в том, что, когда я был председателем Совета Федерации, договориться о большом и даже коротком интервью было нелегко. Бывало, что я выделяю время, приезжает бригада и снимает. А потом этого нигде нет. Бывало такое и с газетами.
– Может, неинтересно говорили?
– Думаю, причина в другом. Из серии “как бы чего не вышло”.
– Может быть, это даже лучше? Вот в программе у Познера в свое время вас не отредактировали, после чего и начались ваши проблемы…
– Дело в том, что проблемы начались ровно девять лет тому назад, когда я занял этот пост, и сотоварищи из “Единой России” регулярно пытались меня оттуда “выкурить”. Дело и не в том, что я возглавлял партию, которая позиционировала себя как оппозиционная. Классический пример: это надо умудриться, когда Совет Федерации во главе со мной проводит заседание Совета законодателей, а репортаж об этом событии сделан так, что в одном случае видно только мое плечо, в другом – президент что-то говорит на фоне моей руки. Все. Меня там нет. Это самая распространенная стилистика сюжетов с моим участием в качестве председателя Совета Федерации. Особенно на Первом канале так меня любили.
– С учетом ваших нормальных человеческих отношений с Владимиром Путиным, вы легко могли бы решить эту проблему…
– А она не решалась. Даже когда говорил и когда давались какие-то команды, я на своем личном примере убедился, как у нас работает пресловутая вертикаль власти. Ее нет, это очень большой блеф, иллюзия. И, кстати, как ни парадоксально прозвучит из уст лидера политической силы, оппонирующей “Единой России”, если бы не эта подпорка, не этот приводной ремень, очень убогий, но тем не менее приводной ремень, я думаю, что было бы еще хуже. Потому что Владимир Путин использовал и использует “Единую Россию” как дополнительный инструментарий по проведению каких-то решений, потому что сама вот эта вся система не состоятельна. Мы же видим, как президент и премьер стучат кулаком по столу, но все равно ничего не выполняется. Любое направление возьмите, все как в песок уходит. Дело в том, что система не работает, в том числе из-за монополизма “Единой России”, которая, с одной стороны, должна решать эти вопросы, с другой – является тормозом. Потому что нет конкуренции, нет ощущения, что тебя подпирают какие-то политические силы. Главы регионов просто делают нужный процент для “Единой России”, и будь у тебя хоть “кущевка”, ты будешь белый и пушистый. Любой чиновник в России знает это “золотое” правило, которому и следует. Сейчас мы пытаемся донести до избирателя такую мысль: каждый губернатор будет отвечать за результат “Единой России”. То есть, надоел вам губернатор – не голосуйте за “Единую Россию”, и его снимут.
– Ваша партия занимает двойственную позицию. Вы, с одной стороны, говорили, что в оппозиции к “Единой России”, с другой стороны, поддерживали президента, который был ее лидером. Вы поддержите Путина на президентских выборах в будущем году?
– Нет, конечно. Мы публично об этом еще год назад сказали: наша партия не поддержит кандидата от “Единой России”.
– А сами будете кандидатуру выдвигать?
– На 10 декабря мы назначили вторую часть съезда, где и будем определяться. Думаю, что да. Но кто будет участвовать, пока не могу сказать. Нам важно посмотреть, что мы получим на выборах в Госдуму. Надо быть реалистами, не делать все по принципу “не догоню, так согреюсь”, а иметь серьезные ресурсы и серьезные намерения. А по поводу оппонирования Путину, реальности очень простые. Четыре года фракция “Справедливая Россия” голосовала против путинского бюджета, и четыре года мы выдвигали свой альтернативный бюджет. Кроме того, мы определили свою позицию к “Единой России”, а Владимир Путин хоть и беспартийный, но все-таки ее лидер. А сегодня Медведев возглавил список, и мы в оппозиции к нему. Есть четкая, ясная позиция, здесь никаких разговоров быть не может.
– Когда вы в последний раз виделись с Путиным?
– В октябре. Я рассказал ему о моем видении, как идет избирательная кампания и что творит “Единая Россия”. Как в таких случаях говорят, “информация была принята к сведению”. Кстати, для объективности надо сказать, что кое-какие подвижки по конкретным благоглупостям и идиотизму я увидел. Я оставил ему конкретные факты, где и что творится, какой деятельностью занимаются единороссы, как провоцируют, гнобят наших людей, пытаются запугать их, снять с выборов.
– Есть ощущение, что если бы административный ресурс был включен на полную катушку и была дана команда “фас” против “Справедливой России”, то ситуация была бы другая. Может, все-таки к Миронову особое отношение?
– Дело не в Миронове. Сегодня, когда общее настроение – не ходить на выборы, потому что посчитают как хотят, мы, наоборот, призываем людей прийти на голосование. По одной простой причине: после думской кампании сразу начинается президентская, и получить на шесть лет неуверенность в легитимности высшей государственной власти для любого будущего президента – огромная угроза. Северная Африка прямо дышит в спину своим горячим дыханием. Если во время думской кампании будут массовые фальсификации и об этом станет известно, дальше они могут рассказывать какие угодно сказки о всенародной любви и поддержке кандидата номер один, но это не поможет. И здесь, как ни парадоксально, совпадают наша точка зрения и наше желание сделать максимально честные выборы с теми, кого сейчас называют дуумвиратом. На сегодня же реалии таковы, что Дума останется четырехпартийной. Наша партия уверенно пройдет в нее, набрав на выборах значительный процент голосов.
– Значительный процент – это сколько?
– Думаю, от 12 до 15 процентов. Я ставлю задачу 15 процентов, но будут трамбовать, ужимать, хотя ниже 12 процентов, думаю, не опустится. И речи не идет о 7,7 процента или на грани прохождения. Более 10 процентов мы точно наберем. Может быть, даже больше 15 процентов удастся получить. Как это ни покажется шапкозакидательски, может быть, даже на третью позицию выйдем, потеснив ЛДПР. Мы внимательно следим за тем, что происходит, не сидим сложа руки. 30 процентов неопределившихся сегодня с выбором избирателей – это в основном наш электорат. Я могу привести вам социологию, которой я доверяю. Так вот, по результатам исследования, который был проведен 4–10 ноября в 36 регионах России, было опрошено 4 тысячи 206 человек. Среди определившихся проценты распределились так: “Единая Россия” – 49,5 процента, КПРФ – 22,2, ЛДПР – 12,6, “Справедливая Россия” – 11,6, “Яблоко” – 2, “Патриоты России” – 1,1, “Правое дело” – 1 процент. Так что, к сожалению, будет вновь четырехпартийная Дума. Я сожалею искренне, потому что считаю, что чем больше будет в парламенте партий, тем лучше.
– А Общероссийский народный фронт – что это?
– Это ширма, которая ничего из себя не представляет, и все это поняли. Никакой прибавки нет. И рейтинг “Единой России” падает. Для нас совершенно очевидно, что весной, когда все это задумывалось, должен быть ребрендинг. Потом бы состоялся съезд и переименование “Единой России” в ОНФ, с песнями, со словами, что бюрократов мы отогнали, вот у нас тут токари, учителя. Увидели, что ОНФ ничего не дает, люди его не воспринимают, и закрыли этот сценарий. Поэтому понимают, что если дать нам 6,9 процента, а остальные голоса забрать себе, это будет позорище. Мы будем проводить экзитполы, а известно, что они отличаются от реальности на полтора-два процента. Если мы увидим в результатах выборов и в данных экзитполов разницу, то мы готовы вывести людей на улицу.
– Вопрос в том, выйдут ли люди по этому поводу на улицу?
– Я напомню, у нас 400 тысяч членов партии. В Москве более 12 тысяч. Я об этом очень спокойно говорю, потому что убежден, что не придется к этому прибегать.
– Вы сомневаетесь, что будут фальсификации?
– Я не думаю, что они будут носить массовый характер. Я могу сказать, что у нас могут отнять 2–3 процента, не больше. Больше не посмеют, да мы и не дадим это сделать. Потому что мы все эти их механизмы уже знаем. Если попытаются сделать фальсификации массовыми, это будет очень заметно всем. Это будет очень опасно.
– Вы говорите, что не посмеют, но в любом случае “Единая Россия” сейчас, по опросам, честно набирает 40 процентов. За счет какой партии тогда возможны приписки?
– Я не уверен, что они обязательно будут стремиться набрать более половины голосов избирателей. Если они получат 48 процентов, то вот эти 3 процента, конечно, они возьмут. Но если “ЕР” получит 40 процентов, то 11 процентов они не будут добирать. Они могут прибавить до 5%, больше – нет, будет слишком заметно. Могут действовать только за счет того, что искусственно увеличат явку, и смогут манипулировать той частью голосов избирателей, которые не придут на участки. Они уже кое-где к этому готовятся. Известны случаи с заведующими детскими садами, которые получают инструкции от “Единой России”, чтобы родители детей точно сказали, кто из них не пойдет на выборы. Понятно, для чего это нужно. Для искусственно увеличенной явки, которая пойдет только в пользу “Единой России”.
– Сергей Михайлович, наверное, вы не будете отрицать, что создание “Справедливой России” – это партийный кремлевский проект, чтобы создать левый уклон для людей с другими мозгами и амбициями. И это получился самый долгосрочный партийный кремлевский проект. Когда вы почувствовали, что не можете больше слепо исполнять ту роль, которая вам отведена?
– Вы повторили миф. Я вам скажу: инициатива была моя. Когда мы создали Партию жизни – это была ошибка. Потому что мы считали, что в XXI веке надо убрать все эти идеологемы. Пусть будет гуманистическая партия, все идут слева направо, а мы – перпендикулярно. Люди не поняли, и тогда мы увидели, что ниша, которая пустует, – это социал-демократия. И тогда мы задумали объединить партии. Сначала мы хотели назвать ее просто социалистической партией, потом социал-демократической, наконец, родилась “Справедливая Россия”. Я вышел на переговоры с лидерами партий пенсионеров и “Родина” Зотовым и Бабаковым, рассказал о своей идее. Они хором сказали: “Мы не возражаем, но что на это скажет президент?” Я сказал, что с президентом буду разговаривать я. Я пришел к Владимиру Путину и проинформировал его о том, что провел такие переговоры и буду создавать социально-демократическую партию. Путин дословно сказал следующее: “Зюганов в свое время не сделал этого, поэтому социал-демократическая ниша свободна, считаю это нормальным”. Я тогда попросил его написать приветствие нашему съезду, и он это сделал. Я не хочу выглядеть нескромным, но никто нам не помогал. С самого начала, на первых выборах, наша партия столкнулась с грубым административным ресурсом. Никому не противодействовали так, как противодействовали все пять лет только нам. Потому что мы никогда никем не управлялись и за инструкциями ни к кому не обращались, в администрацию не ходили и не ходим. Да, когда я был председателем Совета Федерации, у меня всегда была возможность напрямую выйти к Владимиру Путину или потом к Дмитрию Медведеву и рассказать о тех проблемах, с которыми мы сталкиваемся.
– Путин и сегодня вас должен в определенной мере поддерживать, потому что хорошо знает цену «Единой России» и как они проведут думские выборы. И он знает, что в сложной ситуации может опереться на вас, помня о той поддержке, которую он оказывал вашей партии с первых шагов.
– Опираться можно на то, что сопротивляется. И Владимир Путин это знает. Я девять лет ему доказывал, что плоская шкала подоходного налога – это беда. И вот наконец он недавно сказал: “Да, богатые должны платить больше”.
– У нас богатыми считаются и те, кто получает 20 тысяч рублей в месяц…
– Один процент россиян владеет почти 50 процентами собственности – вот ответ на то, сколько в стране богатых. Прогрессивная шкала начинается с заработка 300 тысяч рублей в месяц. Под прогрессивный налог подпадает, таким образом, несколько сотен тысяч людей, но это принесет в казну почти три триллиона рублей. Здесь все разумно и прагматично.
– А не случится ли вновь так, что в официальных платежках будут фигурировать цифры менее 300 тысяч, а конверты станут толще?
– Нас пугают этими сказками те коррупционеры и неумехи в правительстве, которые вместо того, чтобы заниматься делом, то есть администрированием налогов, пугают чепухой, что, мол, эти налоги не соберешь. Обратите внимание: повышенные налоги надо будет собирать не с 30–40 миллионов людей, а всего с нескольких сотен тысяч человек. Это делается элементарно.
– Вы, наверное, лучше других знаете, кто есть кто в правительстве, у кого какие друзья, какие у них состояния, как делается у нас бизнес. Какая там плоская шкала налогов…
– Кроме введения этой прогрессивной шкалы налогов мы требуем немедленной ратификации 20-й статьи Конвенции ООН против коррупции, которая сразу прищемит хвост всем этим господам. Мы требуем изменения политической системы, выборности губернаторов, лишения депутатов всех привилегий и депутатского иммунитета. Все прогнило. Все нужно менять.
– В таком случае в чем ваше отличие от Жириновского и Зюганова?
– В отличие от них мы не боимся побеждать. Мы идем на выборы, чтобы взять власть, и мы ее возьмем. Может, это случится в будущем избирательном цикле, но в 2016 году мы будем победившей партией. Но только в отличие от “Единой России” первое, что мы сделаем, – примем закон об оппозиции, точнее, закон о гарантиях парламентской деятельности.
– Недавно с экранов телевизоров вы призывали голосовать…
– …за Родину без жуликов и воров.
– А в вашей партии есть жулики и воры?
– Надеюсь, что нет. А те, кто мог к ним относиться, благополучно ушли из партии, чему я и рад.
– А как вы относитесь к Юрию Лужкову?
– Лужков – искренний патриот, талантливый хозяйственник, которого сгубили бизнес и его жена.
– У “Справедливой России” есть свой состав теневого правительства?
– Есть, но весь состав пока называть не буду. Скажу лишь, что премьер-министр – Оксана Дмитриева, министр внутренних дел – генерал-майор полиции Татьяна Москалькова, культуры – Елена Драпеко, ФСБ – Геннадий Гудков, экономики – Иван Грачев.
– Сергей Михайлович, вы занимаетесь политикой более 15 лет. До этого у вас была интересная, насыщенная жизнь на свежем воздухе. Не жалеете, что променяли все это на политическое болото? Нет желания вернуться, что называется, к истокам?
– (Смеется.) Есть желание осушить это болото. Так что ностальгия по геологии есть. Мог бы там сделать неплохую карьеру – от начальника партии и далее…
– Вы и так начальник партии.
– (Смеется.) Справедливое замечание. В связи с этим я вспомнил свою первую пресс-конференцию в должности председателя Совета Федерации. Всех интересовало, кто я, откуда, друг ли Путина… Я тогда сказал, что я, как и Владимир Путин, в прошлом разведчик. Только я – разведчик недр.
– Сергей Михайлович, как часто вам удается самому просмотреть прессу или узнаете обо всем через помощников? И как вы оцениваете нынешнее состояние прессы?
– Каждый день я “вживую” просматриваю несколько газет. Часто, когда читаю дайджесты, прошу газету, потому что мне интересно посмотреть, как она там спроецирована. Мне нужно понять, какое впечатление газета произвела на читателя, потому что это очень важно. Видна ангажированность некоторых СМИ относительно кого бы то ни было, видна попытка так называемой “объективности”, а у некоторых видна настоящая заинтересованность в объективной оценке. А с точки зрения освещения выборов радует, что многие газеты не боятся публиковать нюансы, связанные с использованием административного ресурса.
– Поменялось ли ваше отношение к СМИ с того момента, как вы возглавили Совет Федерации, до сегодняшнего дня?
– Нет, с точки зрения оценки средств массовой информации у меня ничего не поменялось. Но другое дело, что, как находясь во власти, так и сейчас, и печатные издания, и электронные либо находятся в рамках самоцензуры, либо существуют в какой-то реальной парадигме цензуры. Поэтому не все могут себе позволить, что хотелось бы. Иногда даешь какое-то интервью, оно проходит редактирование, потом его дают мне, но определенные пассажи не включены. Я начинаю вписывать их туда, и только потом они выходят. Бывает наоборот, когда перестраивают какую-то фразу с определенным уклоном. Потом читаю и думаю: “Неужели я так сказал?”. Поправляю, как на самом деле я должен был сказать. И все равно иногда проходит какой-то мусор. Но с точки зрения оценки работы СМИ ничего не поменялось.
– То есть, даже когда вы были председателем Совета Федерации, вас все равно правили?
– Конечно, правили. Это так называемое “улучшение”. Но это относится в большей степени к электронным, прежде всего телевизионным, СМИ. Дело в том, что, когда я был председателем Совета Федерации, договориться о большом и даже коротком интервью было нелегко. Бывало, что я выделяю время, приезжает бригада и снимает. А потом этого нигде нет. Бывало такое и с газетами.
– Может, неинтересно говорили?
– Думаю, причина в другом. Из серии “как бы чего не вышло”.
– Может быть, это даже лучше? Вот в программе у Познера в свое время вас не отредактировали, после чего и начались ваши проблемы…
– Дело в том, что проблемы начались ровно девять лет тому назад, когда я занял этот пост, и сотоварищи из “Единой России” регулярно пытались меня оттуда “выкурить”. Дело и не в том, что я возглавлял партию, которая позиционировала себя как оппозиционная. Классический пример: это надо умудриться, когда Совет Федерации во главе со мной проводит заседание Совета законодателей, а репортаж об этом событии сделан так, что в одном случае видно только мое плечо, в другом – президент что-то говорит на фоне моей руки. Все. Меня там нет. Это самая распространенная стилистика сюжетов с моим участием в качестве председателя Совета Федерации. Особенно на Первом канале так меня любили.
– С учетом ваших нормальных человеческих отношений с Владимиром Путиным, вы легко могли бы решить эту проблему…
– А она не решалась. Даже когда говорил и когда давались какие-то команды, я на своем личном примере убедился, как у нас работает пресловутая вертикаль власти. Ее нет, это очень большой блеф, иллюзия. И, кстати, как ни парадоксально прозвучит из уст лидера политической силы, оппонирующей “Единой России”, если бы не эта подпорка, не этот приводной ремень, очень убогий, но тем не менее приводной ремень, я думаю, что было бы еще хуже. Потому что Владимир Путин использовал и использует “Единую Россию” как дополнительный инструментарий по проведению каких-то решений, потому что сама вот эта вся система не состоятельна. Мы же видим, как президент и премьер стучат кулаком по столу, но все равно ничего не выполняется. Любое направление возьмите, все как в песок уходит. Дело в том, что система не работает, в том числе из-за монополизма “Единой России”, которая, с одной стороны, должна решать эти вопросы, с другой – является тормозом. Потому что нет конкуренции, нет ощущения, что тебя подпирают какие-то политические силы. Главы регионов просто делают нужный процент для “Единой России”, и будь у тебя хоть “кущевка”, ты будешь белый и пушистый. Любой чиновник в России знает это “золотое” правило, которому и следует. Сейчас мы пытаемся донести до избирателя такую мысль: каждый губернатор будет отвечать за результат “Единой России”. То есть, надоел вам губернатор – не голосуйте за “Единую Россию”, и его снимут.
– Ваша партия занимает двойственную позицию. Вы, с одной стороны, говорили, что в оппозиции к “Единой России”, с другой стороны, поддерживали президента, который был ее лидером. Вы поддержите Путина на президентских выборах в будущем году?
– Нет, конечно. Мы публично об этом еще год назад сказали: наша партия не поддержит кандидата от “Единой России”.
– А сами будете кандидатуру выдвигать?
– На 10 декабря мы назначили вторую часть съезда, где и будем определяться. Думаю, что да. Но кто будет участвовать, пока не могу сказать. Нам важно посмотреть, что мы получим на выборах в Госдуму. Надо быть реалистами, не делать все по принципу “не догоню, так согреюсь”, а иметь серьезные ресурсы и серьезные намерения. А по поводу оппонирования Путину, реальности очень простые. Четыре года фракция “Справедливая Россия” голосовала против путинского бюджета, и четыре года мы выдвигали свой альтернативный бюджет. Кроме того, мы определили свою позицию к “Единой России”, а Владимир Путин хоть и беспартийный, но все-таки ее лидер. А сегодня Медведев возглавил список, и мы в оппозиции к нему. Есть четкая, ясная позиция, здесь никаких разговоров быть не может.
– Когда вы в последний раз виделись с Путиным?
– В октябре. Я рассказал ему о моем видении, как идет избирательная кампания и что творит “Единая Россия”. Как в таких случаях говорят, “информация была принята к сведению”. Кстати, для объективности надо сказать, что кое-какие подвижки по конкретным благоглупостям и идиотизму я увидел. Я оставил ему конкретные факты, где и что творится, какой деятельностью занимаются единороссы, как провоцируют, гнобят наших людей, пытаются запугать их, снять с выборов.
– Есть ощущение, что если бы административный ресурс был включен на полную катушку и была дана команда “фас” против “Справедливой России”, то ситуация была бы другая. Может, все-таки к Миронову особое отношение?
– Дело не в Миронове. Сегодня, когда общее настроение – не ходить на выборы, потому что посчитают как хотят, мы, наоборот, призываем людей прийти на голосование. По одной простой причине: после думской кампании сразу начинается президентская, и получить на шесть лет неуверенность в легитимности высшей государственной власти для любого будущего президента – огромная угроза. Северная Африка прямо дышит в спину своим горячим дыханием. Если во время думской кампании будут массовые фальсификации и об этом станет известно, дальше они могут рассказывать какие угодно сказки о всенародной любви и поддержке кандидата номер один, но это не поможет. И здесь, как ни парадоксально, совпадают наша точка зрения и наше желание сделать максимально честные выборы с теми, кого сейчас называют дуумвиратом. На сегодня же реалии таковы, что Дума останется четырехпартийной. Наша партия уверенно пройдет в нее, набрав на выборах значительный процент голосов.
– Значительный процент – это сколько?
– Думаю, от 12 до 15 процентов. Я ставлю задачу 15 процентов, но будут трамбовать, ужимать, хотя ниже 12 процентов, думаю, не опустится. И речи не идет о 7,7 процента или на грани прохождения. Более 10 процентов мы точно наберем. Может быть, даже больше 15 процентов удастся получить. Как это ни покажется шапкозакидательски, может быть, даже на третью позицию выйдем, потеснив ЛДПР. Мы внимательно следим за тем, что происходит, не сидим сложа руки. 30 процентов неопределившихся сегодня с выбором избирателей – это в основном наш электорат. Я могу привести вам социологию, которой я доверяю. Так вот, по результатам исследования, который был проведен 4–10 ноября в 36 регионах России, было опрошено 4 тысячи 206 человек. Среди определившихся проценты распределились так: “Единая Россия” – 49,5 процента, КПРФ – 22,2, ЛДПР – 12,6, “Справедливая Россия” – 11,6, “Яблоко” – 2, “Патриоты России” – 1,1, “Правое дело” – 1 процент. Так что, к сожалению, будет вновь четырехпартийная Дума. Я сожалею искренне, потому что считаю, что чем больше будет в парламенте партий, тем лучше.
– А Общероссийский народный фронт – что это?
– Это ширма, которая ничего из себя не представляет, и все это поняли. Никакой прибавки нет. И рейтинг “Единой России” падает. Для нас совершенно очевидно, что весной, когда все это задумывалось, должен быть ребрендинг. Потом бы состоялся съезд и переименование “Единой России” в ОНФ, с песнями, со словами, что бюрократов мы отогнали, вот у нас тут токари, учителя. Увидели, что ОНФ ничего не дает, люди его не воспринимают, и закрыли этот сценарий. Поэтому понимают, что если дать нам 6,9 процента, а остальные голоса забрать себе, это будет позорище. Мы будем проводить экзитполы, а известно, что они отличаются от реальности на полтора-два процента. Если мы увидим в результатах выборов и в данных экзитполов разницу, то мы готовы вывести людей на улицу.
– Вопрос в том, выйдут ли люди по этому поводу на улицу?
– Я напомню, у нас 400 тысяч членов партии. В Москве более 12 тысяч. Я об этом очень спокойно говорю, потому что убежден, что не придется к этому прибегать.
– Вы сомневаетесь, что будут фальсификации?
– Я не думаю, что они будут носить массовый характер. Я могу сказать, что у нас могут отнять 2–3 процента, не больше. Больше не посмеют, да мы и не дадим это сделать. Потому что мы все эти их механизмы уже знаем. Если попытаются сделать фальсификации массовыми, это будет очень заметно всем. Это будет очень опасно.
– Вы говорите, что не посмеют, но в любом случае “Единая Россия” сейчас, по опросам, честно набирает 40 процентов. За счет какой партии тогда возможны приписки?
– Я не уверен, что они обязательно будут стремиться набрать более половины голосов избирателей. Если они получат 48 процентов, то вот эти 3 процента, конечно, они возьмут. Но если “ЕР” получит 40 процентов, то 11 процентов они не будут добирать. Они могут прибавить до 5%, больше – нет, будет слишком заметно. Могут действовать только за счет того, что искусственно увеличат явку, и смогут манипулировать той частью голосов избирателей, которые не придут на участки. Они уже кое-где к этому готовятся. Известны случаи с заведующими детскими садами, которые получают инструкции от “Единой России”, чтобы родители детей точно сказали, кто из них не пойдет на выборы. Понятно, для чего это нужно. Для искусственно увеличенной явки, которая пойдет только в пользу “Единой России”.
– Сергей Михайлович, наверное, вы не будете отрицать, что создание “Справедливой России” – это партийный кремлевский проект, чтобы создать левый уклон для людей с другими мозгами и амбициями. И это получился самый долгосрочный партийный кремлевский проект. Когда вы почувствовали, что не можете больше слепо исполнять ту роль, которая вам отведена?
– Вы повторили миф. Я вам скажу: инициатива была моя. Когда мы создали Партию жизни – это была ошибка. Потому что мы считали, что в XXI веке надо убрать все эти идеологемы. Пусть будет гуманистическая партия, все идут слева направо, а мы – перпендикулярно. Люди не поняли, и тогда мы увидели, что ниша, которая пустует, – это социал-демократия. И тогда мы задумали объединить партии. Сначала мы хотели назвать ее просто социалистической партией, потом социал-демократической, наконец, родилась “Справедливая Россия”. Я вышел на переговоры с лидерами партий пенсионеров и “Родина” Зотовым и Бабаковым, рассказал о своей идее. Они хором сказали: “Мы не возражаем, но что на это скажет президент?” Я сказал, что с президентом буду разговаривать я. Я пришел к Владимиру Путину и проинформировал его о том, что провел такие переговоры и буду создавать социально-демократическую партию. Путин дословно сказал следующее: “Зюганов в свое время не сделал этого, поэтому социал-демократическая ниша свободна, считаю это нормальным”. Я тогда попросил его написать приветствие нашему съезду, и он это сделал. Я не хочу выглядеть нескромным, но никто нам не помогал. С самого начала, на первых выборах, наша партия столкнулась с грубым административным ресурсом. Никому не противодействовали так, как противодействовали все пять лет только нам. Потому что мы никогда никем не управлялись и за инструкциями ни к кому не обращались, в администрацию не ходили и не ходим. Да, когда я был председателем Совета Федерации, у меня всегда была возможность напрямую выйти к Владимиру Путину или потом к Дмитрию Медведеву и рассказать о тех проблемах, с которыми мы сталкиваемся.
– Путин и сегодня вас должен в определенной мере поддерживать, потому что хорошо знает цену «Единой России» и как они проведут думские выборы. И он знает, что в сложной ситуации может опереться на вас, помня о той поддержке, которую он оказывал вашей партии с первых шагов.
– Опираться можно на то, что сопротивляется. И Владимир Путин это знает. Я девять лет ему доказывал, что плоская шкала подоходного налога – это беда. И вот наконец он недавно сказал: “Да, богатые должны платить больше”.
– У нас богатыми считаются и те, кто получает 20 тысяч рублей в месяц…
– Один процент россиян владеет почти 50 процентами собственности – вот ответ на то, сколько в стране богатых. Прогрессивная шкала начинается с заработка 300 тысяч рублей в месяц. Под прогрессивный налог подпадает, таким образом, несколько сотен тысяч людей, но это принесет в казну почти три триллиона рублей. Здесь все разумно и прагматично.
– А не случится ли вновь так, что в официальных платежках будут фигурировать цифры менее 300 тысяч, а конверты станут толще?
– Нас пугают этими сказками те коррупционеры и неумехи в правительстве, которые вместо того, чтобы заниматься делом, то есть администрированием налогов, пугают чепухой, что, мол, эти налоги не соберешь. Обратите внимание: повышенные налоги надо будет собирать не с 30–40 миллионов людей, а всего с нескольких сотен тысяч человек. Это делается элементарно.
– Вы, наверное, лучше других знаете, кто есть кто в правительстве, у кого какие друзья, какие у них состояния, как делается у нас бизнес. Какая там плоская шкала налогов…
– Кроме введения этой прогрессивной шкалы налогов мы требуем немедленной ратификации 20-й статьи Конвенции ООН против коррупции, которая сразу прищемит хвост всем этим господам. Мы требуем изменения политической системы, выборности губернаторов, лишения депутатов всех привилегий и депутатского иммунитета. Все прогнило. Все нужно менять.
– В таком случае в чем ваше отличие от Жириновского и Зюганова?
– В отличие от них мы не боимся побеждать. Мы идем на выборы, чтобы взять власть, и мы ее возьмем. Может, это случится в будущем избирательном цикле, но в 2016 году мы будем победившей партией. Но только в отличие от “Единой России” первое, что мы сделаем, – примем закон об оппозиции, точнее, закон о гарантиях парламентской деятельности.
– Недавно с экранов телевизоров вы призывали голосовать…
– …за Родину без жуликов и воров.
– А в вашей партии есть жулики и воры?
– Надеюсь, что нет. А те, кто мог к ним относиться, благополучно ушли из партии, чему я и рад.
– А как вы относитесь к Юрию Лужкову?
– Лужков – искренний патриот, талантливый хозяйственник, которого сгубили бизнес и его жена.
– У “Справедливой России” есть свой состав теневого правительства?
– Есть, но весь состав пока называть не буду. Скажу лишь, что премьер-министр – Оксана Дмитриева, министр внутренних дел – генерал-майор полиции Татьяна Москалькова, культуры – Елена Драпеко, ФСБ – Геннадий Гудков, экономики – Иван Грачев.
– Сергей Михайлович, вы занимаетесь политикой более 15 лет. До этого у вас была интересная, насыщенная жизнь на свежем воздухе. Не жалеете, что променяли все это на политическое болото? Нет желания вернуться, что называется, к истокам?
– (Смеется.) Есть желание осушить это болото. Так что ностальгия по геологии есть. Мог бы там сделать неплохую карьеру – от начальника партии и далее…
– Вы и так начальник партии.
– (Смеется.) Справедливое замечание. В связи с этим я вспомнил свою первую пресс-конференцию в должности председателя Совета Федерации. Всех интересовало, кто я, откуда, друг ли Путина… Я тогда сказал, что я, как и Владимир Путин, в прошлом разведчик. Только я – разведчик недр.
Источник: "Новые Известия". - 21.11.2011. - c. 1-2.
